Забытая слава - [28]

У себя в доме Разумиха не испугалась петербургского начальника и сказала, что никакой бумаги не даст.

— Вы забойство начали делать, так справку о чем ищете?!

Гринштейн не смутился отказом.

— Меня государыня жалует, — ответил он. — Я не то что зятю вашему, а и сыну не уступлю.

Собрал лейб-компанцев и покатил в Петербург.

На допросах по нежинскому происшествию Гринштейн валил всю вину на Климовича. Лейб-компанцы Журавлев, Съедин, Замятин согласно подтверждали его показания.

Что было делать? Императрица миловала своих гренадер-поручиков, освободивших для нее престол. Если назначить пытку, произойдет немалое кровопролитие, истину же сыскать надежды нет — все запираются. Надо бы тогда и зятя Климовича кровью попугать, да где там, не притронешься! Потому решили розыск оставить и о том донести императрице.

Она приняла доклад, но так как Разумовский не захотел держать дальше Гринштейна адъютантом — он себя открытым врагом обнаружил, — то его из лейб-компании выключили и назначили на службу в город Устюг.

Сумароков возвратился в Петербург потрясенный всем виденным. Российская императрица во главе огромного двора едет за тысячу верст навещать родных своего фаворита. Ее сопровождают очумевшие от пьянства разбойники, которым вверила она охрану престола…

Киево-печерский архимандрит прислал лейб-компанцам две сотни книг из своей библиотеки, желая с пользой занять их время, свободное от службы. Какое там чтение! Из трех гренадер двое были совсем неграмотными и вместо подписи рисовали косой и жирный крест. Они предпочитали ловить гусей по дворам киевских обывателей и приставать к прачкам на Днепре, поручики российской армии, с медалями «За ревность и верность» на груди… Постыдное и жалкое зрелище!

Осенью 1745 года принц Гессен-Гомбургский уехал в Германию, и Разумовский принял главную команду над лейб-компанцами, назначенный их капитан-поручиком.

Теперь Сумарокову приходилось не только докладывать графу о происшествиях в дворцовом карауле, но и следить за выполнением приказов, иногда распоряжаясь от имени Разумовского. Он жил в доме купца Дебиссона на Луговой Миллионной улице, недалеко от Зимнего дворца, в квартире, предоставленной лейб-компании главной полицмейстерской канцелярией. Унтер-офицеры должны были сносится с Разумовским через его генеральс-адъютанта.

От ежедневных объяснений с капралами и сержантами, от разбирательства гренадерских проступков Сумароков стал раздражительным и беспокойным. Государыня выговаривала Разумовскому за то, что кавалергарды выходят на пост в грязных кафтанах, с непудреными волосами, во дворце плюют на пол и на стены, чистоты не содержат. Капитан-поручик диктовал Сумарокову новые приказания о том, чтобы часовые вели себя порядочно и плевали б в платки, — и все оставалось по-прежнему. Лейб-компанцы исправно служить не хотели, вернее сказать — не могли, потому что распущенны были до крайности, а начальство боялось применить к ним строгие меры.

Однажды Сумароков попробовал заговорить об этом с Разумовским.

— Ваше сиятельство, — сказал он, — худой в лейб-компании порядок, и приказами его не поправишь. Надобно с корней начинать.

— В чем же корни? — лениво спросил Разумовский.

— В излишнем предпочтении, кое лейб-компанцам оказывается. У нас военная служба похвальна, так не требует она ласкательства ради превознесения своего. Чтобы исправить развращение, науки необходимы. Ведь и сам воинский порядок от наук свое начало имеет. Наука произвела полководцев, а не военная служба — ученых.

— Ты философию оставь, — сказал Разумовский. — Говори просто.

— Всему свету ведомо, что господа гренадеры из грязи в князи попали. Их известную службу я, избави бог, не охуляю — подлинно в одночасье и притом без пролития крови сей подвиг сотворили, вернули государыне отцовский трон. Но от славы голова закружилась, а просвещения не имеют, и заняли себя пьянством.

— Пить много нехорошо, — сказал Разумовский, поглядев в сторону.

— Днем и ночью во дворце, — продолжал Сумароков, — всё видят, всё знают, коронованные особы мимо них в капотах проходят, отчего почтение теряется. Господа офицеры лейб-компании гренадер не учат, а капралы и сержанты своих подчиненных ничем не лучше, такие ж озорники и пьяницы.

— Все знаю, — мрачно сказал Разумовский. — Не один Гринштейн думал, что его услуга важнее моей. Но что будешь делать! Государыня никого из тех, кто был с нею в тот достопамятный день, обидеть не хочет и наказывать не дает.

— Стало быть, и нам суждено дальше приказы писать без надежды, что нравы улучшим, — сказал Сумароков. — Воспитать некому, наказать нельзя — будем ждать, пока род человеческий исправится и все люди просвещение получат.

— Но если все просвещенны будут, так пропадет между людьми повиновение и порядок исчезнет. Все умны, все командуют, исполнять лишь некому, — возразил Разумовский.

— Сия система принадлежит малым душам и безмозглым головам, — тотчас откликнулся Сумароков, но поспешил смягчить свою резкость: — Эти взгляды враги просвещения давненько проповедуют. Рассудим так. Сделаем новое общество и вообразим, что оно состоит из умнейших голов — Сократов. Собралися бы Сократы, посоветовались и выбрали бы себе государя, никого иного. А за ним изберут начальников и вельмож, которым они еще усерднее повиноваться будут, имея здравый рассудок. Предпишут они ненарушимые законы, свяжут себя и вельмож теми правилами, которые сами уставили. Все перед законом равны. Не получат власти случайные люди, и государь первым защитником закона станет.