Забытая комната - [41]

– Ты как, в субботу едешь? – с ухмылкой спросил он, толкая приятеля в бок.

– Конечно.

– Знаешь, я уже шесть недель торчу здесь безвылазно. Как бы кабинетную лихорадку не схватить.

– Это потому, что у тебя нет машины.

– Ориентационная литература рекомендует нам…

С другой стороны обеденного зала донеслись громкие голоса, и Петтифорд поднял голову. Расшумелся, похоже, историограф, доктор Уилкокс. Высокий, под два метра, и плотный, он стоял, раскинув руки и привлекая взгляды соседей.

Петтифорд пожал плечами. В серьезном учреждении, каким считал себя «Люкс», Уилкокс был аномалией: добродушный парень со склонностью к мелодраме и порой излишней игре на публику. Сейчас он, скорее всего, развлекал коллег очередной историей из своей бездонной коллекции или непристойным анекдотом. Наколов на вилку сосиску, Петтифорд снова повернулся к Крэндли.

– Это заговор, – сказал он, возвращаясь к прежней теме. – Ни больше ни меньше. Сначала они находят для себя место подальше от города, так что пешком гулять не пойдешь, а потом настойчиво рекомендуют не брать с собою собственное транспортное средство. Платят нам отнюдь не щедро – это же честь работать в «Люксе», и все такое, – так что на такси особенно не покатаешься. Понимаешь? Мы здесь на положении контрактных слуг.

– Такая паранойя – это что-то новенькое, – заметил Крэндли. – Может, тебе стоит перетереть эту тему с твоим приятелем, доктором Карбоном.

– С Карбоном? Да ты шутишь! Это будет последняя капля. – Петтифорд поежился в притворном ужасе.

Между тем шум на дальней стороне зала усилился. Петтифорд вытянул шею. Снова Уилкокс. Теперь он что-то кричал, и это была уже не шутка, не забавный анекдот: глаза у историографа неестественно округлились, с губ на окладистую бороду летела пена. Сцена привлекла всеобщее внимание: люди поднимались со стульев, кто-то ахал, двое или трое уже спешили к выходу.

Только теперь Петтифорд смог разобрать, что же кричит Уилкокс:

– Уберите их! Выгоните их из моей головы!

Соседи по столику, окружив Уилкокса, пытались его успокоить, уговаривали сесть. К ним присоединились другие – друзья историографа и знакомые, которых у него было немало. Петтифорд в изумлении взирал на происходящее, позабыв о наколотой на вилку сосиске. Уилкокс наконец притих и даже позволил себя усадить, но при этом продолжал трясти головой, словно отгонял надоедливое насекомое. Пауза, однако, длилась недолго. Уилкокс вдруг дернулся, вскочил с ревом и отбросил стул.

– Прогоните их! – завопил он. – Мне от них больно! Прогоните их!

Снова собралась небольшая толпа. Уилкокса снова принялись успокаивать, но он вырвался и завертелся на месте, плача и крича, словно что-то терзало его и мучило. Петтифорд застыл от ужаса, когда несчастный в отчаянии вцепился в уши, и из-под ногтей у него потекла кровь.

Внезапно ученый метнулся из-за стола – барабаня по ушам, бросая туда и сюда безумные взгляды. В какой-то момент он встретился взглядом с Петтифордом, и ассистент похолодел от страха. Уилкокс, однако, повернулся к буфетной стойке и с криком: «Вон из моей головы! Пожалуйста, пусть они замолчат!» – ринулся к длинному ряду столов с готовыми завтраками. Стоявшие на раздаче официанты нервно отступили.

Колотя себя по голове, Уилкокс врезался в ближайшего, едва не опрокинув его на пол. К этому моменту все, кроме оцепеневшего Петтифорда, уже были на ногах: кто-то бежал к разбушевавшемуся ученому, кто-то – в противоположном направлении, кто-то – ассистент заметил это краем глаза – звонил по телефону.

Ревя и изрыгая что-то невнятное, Уилкокс окинул безумным взглядом стойку раздачи, рванулся вперед, оттолкнул пытавшихся удержать его доброжелателей и схватил тот самый подогревающий поднос, с которого сам Петтифорд не далее как пять минут назад взял ломтики бекона. Отбросив поднос вместе с разлетевшейся во все стороны ветчиной, он сцапал стоявшие под ним на панели две банки с гелевым топливом для подогрева.

И в этот момент у Петтифорда внезапно появилось жуткое предчувствие того, что будет дальше.

Столовая наполнилась смятенными, беспокойными криками, но сам Уилкокс вдруг притих, а потом абсолютно сознательно прижал банки с топливом к каждому уху. Мгновением позже с его губ снова сорвался вопль, но уже не муки, а боли.

Все, кто был рядом, в ужасе отшатнулись, не веря собственным глазам. Даже прибежавшие на крики охранники остановились, пораженные увиденным. Уилкокс раскачивался взад-вперед – из слуховых каналов вырывалось багровое пламя, от растекшегося топлива вспыхнули бакенбарды и борода. Рев его набирал силу. Бросаясь то сюда, то туда, страдалец сметал со столов тарелки с хлебом, баночки с джемом и мармеладом.

А потом Уилкокс снова остановился. Нет, он не перестал кричать, но больше уже не двигался. Как показалось Петтифорду, в глазах которого происходящее утратило всякое сходство с реальностью и превратилось в кошмар, ученый увидел что-то, привлекшее его внимание. Словно позабыв о горящих ушах и бороде, он шагнул вперед, к промышленному тостеру, взревел во всю мочь, сунул руку в один из четырех слотов, утопил рычажок, а затем – свободной рукой – схватил кофейник с дымящимся кофе и вылил его в тостер.