Забытая история - [17]

С тётей Мэдж он так и не познакомился ближе, чем в первый день по прибытии. Её возвышающееся над грудой подбородков маленькое педантичное личико редко выражало нечто большее, чем смутное неприятие окружающего мира. Крупное бесформенное тело тёти, обожающей украшения, выглядело перегруженным и одеждой, и плотью и, казалось, доминировало на кухне, не оставляя ни малейшего представления о скрытой в нём личности. Сиплый негромкий голос, привычка обрывать фразы прежде, чем они дойдут до адресата, и способность выражать гнев бесконечными повторениями на одной ноте, — вот и всё, что помнил Энтони, когда тёти не было рядом.

Он сочувствовал дяде Джо, который женился на ней, несмотря на полную непривлекательность — для коммерции тётя Мэдж была на самом деле полезна. Когда тётя хлопотала на кухне, Патриция очаровывала клиентов своим обаянием, а сам Джо контролировал торговлю у двери, ресторану был обеспечен успех.

Лишь вечерами в пятницу и субботу Энтони чувствовал себя неуютно. Может быть, после судебного разбирательства ситуация и улучшилась, но по-прежнему в эти ночи происходило много дебошей. Он мало задумывался об этической стороне дела, но ему не нравилось, что Патриция общается с толпой пьяных гуляк, он всегда испытывал облегчение, когда суббота без единой потасовки подходила к концу.

Только по вечерам в субботу и пятницу дядя Перри позволял себе побыть в ресторане простым посетителем. Когда веселье было в разгаре он, с пиратской ухмылкой и по-испански чёрными волосами, обычно оказывался где-то в самой гуще. Иногда он поддавался на уговоры спеть, и в его репертуар входили комические песни, иногда дополненные непристойностями. Он вставал под носовой фигурой с «Мэри Ли Мелфорд», затонувшей в Маенпорте, игриво улыбался и пел под аккомпанемент хромого аккордеониста, а толпа в зале вторила дружным рёвом.

Как-то вечером выбор Перри пал на песню «Баллада о Трегигле», и Энтони сразу узнал ночного певца, который время от времени тревожил его сон.

То Тёмный охотник! И холод пронзил

Сердца тех, кто страха не знал.

Охотника клич не оставил им сил!

И лай гончих псов их надежду убил!

А сбруи звон волю сковал.

За эти недели Энтони много узнал о Фалмуте — он постоянно гулял, возил на лодке из бухты на корабль дядю Джо, сопровождал Пэт за покупками или ходил один по поручениям тёти Мэдж, бродил по городу с дядей Перри, когда в ближайшей лавке не было любимого дядиного табака.

Постепенно он научился разбираться в кипучей портовой жизни. Выяснилось, что один из больших судов с селитрой попал в штиль у Силли, и тотчас же, соревнуясь друг с другом, ему навстречу отправились боты. Один за другим на протяжении многих недель огромные балкеры прибывали в бухту и застревали там в штиль — впервые за полгода за столько рейсов по всему миру они наконец убрали паруса. Порой там одновременно скапливалось от пятнадцати до двадцати кораблей в ожидании приказаний; затем, по мере их получения, они один за другим тихо отплывали ночью: кто в Квинстаун, кто в Ливерпуль, кто в Клайдбанк, кто-то направлялся к Темзе.

Экипажи этих судов не сходили на берег, но помощники и капитаны часто собирались за едой в заведении Прокуренного Джо, говорили о стихии и штормах, в которые невозможно было поверить, глядя на плещущееся у старых стен безмятежное море. Говорили о том, как шли сквозь ревущие сороковые, о жаре и скуке в полосах штиля, о том, как в черноте ночи огибали мыс Горн, как теряли людей, смытых с обледеневшей палубы гигантской волной.

Порой в бухте и на рейде развевались паруса целых двухсот кораблей, и среди них мог затесаться едва ли не единственный пароход, принадлежавший к числу ирландских каботажных судов. В самую горячую пору дальнозоркие старики сидели на Вудхаус-Террас — самой высокой улице в городе — и осматривали горизонт через мощные подзорные трубы. Стоило появиться очередному парусу, как весть о прибытии корабля распространялась по секретным каналам, а соперничающие маркитантские лодки и боты пытались втихаря выйти в море, не вызывая подозрений со стороны своих конкурентов. Когда же известие становилось достоянием общественности, начиналась открытая гонка среди тех, кто первым хотел достичь парусника, чтобы заключить с прибывшими сделку и снабдить запасами и продовольствием.

О Томе Харрисе больше ничего не было слышно, вероятно, он отказался от своей заблудшей жены как от скверной работы. А Патриция продолжала вести беззаботную жизнь, и случалось, что кто-нибудь из симпатичных молодых людей приглашал её на прогулку, но внимательный взгляд мог заметить непреклонность, скрытую за её весельем.

Её жизнь теперь явно омрачало лишь состояние Джо, к которому вернулись тошнота и приступы старой болезни. Он неуклонно продолжал заниматься привычной работой, проводил утро в кабинете и сидел за стойкой остаток дня, высохший, но энергичный и несгибаемый. Но хотя его дух оставался бодрым, плоть слабела — он практически ничего не мог есть, маленькие глазки терьера ещё глубже утонули в глазницах, узкое лицо посерело. Его вид даже начал сказываться на посещаемости ресторана по вечерам в пятницу и субботу — людям не нравилось веселиться рядом с больным, который подаёт им еду.