Забыть нельзя помнить - [32]
Павла Сыч (мама)
Июнь 1951
«У меня никогда не будет детей! Никогда-никогда-никогда-никогда-никогда-никогда…» – пульсирует в голове, в то время как очередная рубаха одного из шести братьев достирана. Костяшки пальцев разодраны до крови, по сути, вот уже пять лет они не заживают.
Война давно закончилась, но кому от этого легче? Сорок пятый отнял у меня и отца, и мать, и двоих старших братьев, а двоих сделал инвалидами.
Подумать только, мать рожала практически каждый год. Двенадцать детей! Двенадцать! И это те, кто выжил, но были и выкидыши. Сколько их было, известно одной маме, а я знаю одно – быть хранительницей домашнего очага в четырнадцать – обстирывать, кормить, поддерживать порядок в доме – невыносимо тяжело. А еще знаю, что последняя из сестер, неофициальное имя которой Смерть, а в быту Маруся, убила нашу плодовитую, как земля на сорняки, мать. Мать не пришла в себя после последних родов. Отца забрала война, но ему удалось обрюхатить маму в последний раз, когда всего на три дня он появился дома осенью сорок четвертого. Вася и Прокоп тоже не вернулись с фронта – одному было двадцать три, другому девятнадцать.
Бесконечные ведра еды, нескончаемые горы грязного белья, собственный огород и государственные паи и нормативы – вся моя жизнь. День начинается в пять утра, а заканчивается в десять вечера, если повезет. Откуда берутся силы – не знаю, но степень ответственности за трех младших сестер и двоих братьев-инвалидов не позволяет расслабиться. Я старшая женщина в семье, и хоть до совершеннолетия далеко, повзрослеть пришлось вразрез со свидетельством о рождении.
Вообще-то в нашей семье есть женщина старше нас всех – бабушка Катя, но она не в счет. Сколько лет ей, она и сама не вспомнит. Вот уже пятый год эта согнутая до земли старушка оплакивает последнюю погибшую дочь и отказывается понимать, как ей самой удалось пережить столько всего. Всех ее четверых детей забрали беды государственного масштаба – то война, то революция, то голод. Если бы не мы, внуки, она бы давно укоротила свой век, да «Больно жалко ни в чем не повинных ребятишек, – оправдывала свою жизнь бабушка, – которых тут же распихают по детским домам, приютам, а то и того хуже – они начнут бродяжничать». Здоровья и сил помогать внучатам не осталось, но сберечь выводок старшей дочери она считала своей святой обязанностью. Так и вышло, что все женские обязанности свалились на пусть и не такие хрупкие, но все же девичьи плечи – мои плечи.
В глазах стоят слезы, но я продолжаю развешивать свежепостиранные, но по-прежнему грязно-серые вещи, думая о том, что этим тряпкам помочь может только огонь. Со стороны дома доносится пронзительный мужской крик.
– Пашка! Пашка! Помоги!
Штаны, которые я только собиралась пристроить на бельевую веревку, вмиг оказываются на земле, а я стрелой несусь в дом.
– Семен, что… – Вопрос испарился, когда я увидела старшего на восемь лет брата беспомощно валяющимся на полу.
Уже не впервый, и точно не в последний раз, мне приходится надрываться, чтоб вернуть потерявшего на войне обе ноги брата в кровать. Он будто назло с завидной регулярностью выбирается из койки, и именно в те минуты, когда из огромного семейства поблизости нахожусь только я.
– Семен, сколько можно! Думаешь, мне больше заняться нечем? – Резко подхватываю под мышки молодого крепкого мужчину и, собравшись с силами, пытаюсь одним рывком вернуть брата на место. Но с первого раза мне это редко удавалось. «У человека нет обеих ног, почему же на общей массе тела это никак не отразилось? Почему задница, туловище и голова так немыслимо тяжелы?»
– Оставь меня! Я хочу умереть! Я тянулся за ножом. – Взгляд скользит на прикроватный табурет. Кухонный нож по какой-то жестокой случайности оказался почти в поле досягаемости Семена.
– Зачем тогда звал меня?! – Хватаю почти слизанный догола нож и бросаю его в сторону сеней. – Хватит! Прекрати! Надоело! – Злость наделяет меня недюжинной силой, и в два рывка брат оказывается в своей затхлой постели. – Сколько можно, Сема? Думаешь, тебе тяжело? Думаешь, ты самый большой страдалец? Валяешься днями напролет в тепле и добре, ни забот, ни хлопот, знай, плети себе корзины из лозы да поделки всякие! Разве это так ужасно? Я не виновата, что тебе оторвало обе ноги!
– Корзинки? Поделки? Павла, у меня ног нет! Понимаешь? Я калека! Моя жизнь кончилась в сорок четвертом, и я не хочу портить тебе твою, она и без меня не сахар. Я хочу одного – прекратить и твои, и свои мучения. – У крепкого и красивого парня в глазах стоят слезы. – Мне невыносимо это подобие жизни! Я не хочу «валяться», я хочу жить. Понимаешь – жить! А это… – Смирно лежавшие по левую руку брата, у стены, прутья лозы тут же полетели в ту же сторону, куда я отправила нож.
Мои глаза тоже наполняются слезами. Мне безумно жалко брата, но что я могу поделать? В голове в очередной раз проскочила мысль о том, что в один прекрасный момент Семен все же закончит то, к чему неоднократно стремился из года в год, и это будет его выбор. Возможно, единственно верный. Я ненавидела себя за то, что изредка мечтала о подобном исходе. В последнее время я чаще прежнего представляла свои будни без горшков, кислых прогнивших покрывал, мужских истерик и полной безнадеги во взгляде мужчины, которого точно не ждет ничего хорошего. Ежедневно убирать за взрослым, но беспомощным парнем дерьмо больше невмоготу. Может, это я и оставила этот злосчастный нож?
С детства Лиза Кот была не такой, как все: её болезнь – гиперамнезия – делала девочку уникальной. Лиза отчетливо помнила каждый день своей жизни. Но вскоре эта способность стала проклятьем. Слишком много в голове Лизы ужасных воспоминаний, слишком много боли она пережила, слишком много видела зла. Но даже ее сверхмозг не может дать ответа, как все изменить…
Тяга к взрослым мужчинам — это как наркотик: один раз попробуешь — и уже не в силах остановиться. Тем, для кого априори это странно, не объяснишь. И даже не пытайтесь ничего никому доказывать, все равно не выйдет. Банально, но вы найдете единомышленников лишь среди тех, кто тоже на это подсел. И вам даже не придется использовать слова типа «интерес», «надежность», «безопасность», «разносторонность», «независимость», «опыт» и так далее. Все будет ясно без слов. Вы будете искать этот яд снова и снова, будет даже такой, который вы не захотите пустить себе по вене, но который будете хранить у самого сердца и носить всегда с собой.
Адвокат Франсин Дей и подумать не могла, что влюбится в собственного клиента. Мартин обратился к ней с целью максимально выгодно развестись с женой Донной. Бракоразводное дело перерастает в роман. Но однажды Франсин видит, как Мартин мило ужинает с Донной в ресторане… На следующее утро Франсин просыпается в квартире соседа Пита, в одежде, перепачканной кровью. Она ничего не помнит о прошедшей ночи! И тут выясняется, что Донна пропала без вести. Тогда в игру вступает Пит… Он угрожает рассказать полиции подробности той странной ночи.
«Мне было шестнадцать, когда моя бабушка умерла в первый раз…» Сара Парсонс никогда не видела Дом Эмбер, большое поместье в штате Мэриленд, которое принадлежало её семье на протяжении трех столетий. Никогда не бродила по его лабиринту в виде живой изгороди, не находила там тайные комнаты; она никогда не замечала тени, преследовавшие его, не находила потерянные бриллианты в его стенах. Но всё это скоро изменится. После того как не стало её бабушки, Сара со своим другом Джексоном решают поискать бриллианты — и дом оживает.
Семь принципов — солнце Империи, ее вдохновение и божество; идеи Первого императора неоспоримы и бесценны, и первая среди них — война: бесконечная, вечная война ради войны. Но времена меняются, и приходит день сложить оружие; этот-то день и ставит Империю перед главным испытанием в ее истории — миром. Содержит нецензурную брань.
Ольга Воронова, хозяйка съеденного кризисом интернет-магазина, доведенная до отчаяния безденежьем, решается на безрассудный шаг. В аэропорту, куда она едет, отключаются источники питания, и ее регистрируют на несуществующий рейс. Она попадает в прошлое, которое хочет забыть. Всплывает и история об умершем женихе, скоропостижная смерть которого двадцать лет оставалась загадкой для всех. До сих пор никто не знает, было ли это самоубийство, заказной несчастный случай или просто неудачное стечение обстоятельств.
Я никогда не принимал на себя долгосрочные обязательства, потому что знал — я не смогу их исполнить, ведь моя жизнь мне не принадлежит, я не живу, а жду, когда за мной придет убийца. Я противился длительным рабочим контрактам, стабильным отношениям с девушками, никогда ничего не ждал, не планировал будущего… Но все изменилось, когда мой дядя, известный европейский писатель, погиб и перед смертью поручил мне дописать книгу, в которой рассказывается история нашей семьи. И теперь мне придется не только закончить его работу, но и лицом к лицу столкнуться с человеком, который застрелил моих родителей и должен убрать меня…