Забыть нельзя помнить - [18]

– Настенька, не слушай никого. Они все дураки, но Бог их все равно любит, а поэтому и нам с тобой нечего на них обижаться.

Заботливо вытаскиваю тридцатисантиметровую куклу из коляски (раньше я всегда измеряла ее рост при помощи линейки, в надежде, что она подрастет, но потом забросила это дело), снимаю с нее платье и укладываю на распростертое на траве полотенце.

Снимаю с себя панаму, ядовито-желтый сарафан, босоножки, все аккуратно складываю рядом с Настей. Новехонький салатовый купальник на фоне грязно-коричневых, серых и застиранных до дыр красных, зеленых и синих смотрится настоящим сокровищем. В душе каждой присутствующей на берегу девочки мой внешний вид сотрясает заполненные до предела пчелами ненависти улеи.

– Сначала я купаюсь, потом ты, если вода теплая. Так что присматривай пока за вещами.

– Посмотрите на Медведь, она на сосиску, завернутую в целлофан, похожа! – Костя Калюжный, худой до такой степени, что, играя в прятки, может смело прятаться за удочкой, главарь местной банды, десяти лет от роду, тычет в меня пальцем и хохочет, заражая смехом всех остальных.

– Точно, сосиска!

Дразнилки еще какое-то время звучат, но потом прекращаются, мальчики находят другой интерес, а девчонкам не так уж и смешно, они бы и сами мечтали быть «завернутыми» в такой сочный и яркий «целлофан», а не в свои обноски.

Я осторожно шагаю к воде. Окунаю сначала ногу, чтоб оценить температуру (как учила меня Прокоповна, чтоб избежать стресса всего тела, если резко нырнуть, а вода окажется холодной), затем собираюсь не спеша окунуться, но не тут-то было.

– Чего ждешь? Вода горячая, как раз подходит для того, чтоб сварить сосиску! – Сашка, с силой толкнувший меня в спину, весело хохочет со всеми кому не лень.

– Дурак! – кричу в ответ и начинаю плавать, раз уж мне помогли окунуться.

Умению плавать я, как ни странно, обязана все тем же «дружкам» – Косте, Сереже и Сашке. Отец мой не тот человек, который будет возиться с дочкой и учить ее таким важным и необходимым в детстве вещам, мама – тем более. А вот эти ребята…

Прошлым летом я еще не умела плавать, но на озеро ходила, чтоб хоть как-то поплескаться. В один из дней меня точно так же толкнули, причем не подумав о том, что я стою недалеко от глубокого места, и ничего, кроме того, чтоб барахтаться, пытаясь спасти себе жизнь, мне не оставалось. На берегу, как и сейчас, все хохотали, а я научилась плавать. Вот и сегодня все повторилось, с той лишь разницей, что теперь я умею плавать.

– Медведь, видела летающих лягушек? – хохоча, крикнул кто-то из мальчишек. – Лови!

Я только успела раскрыть рот и поднять к небу глаза, как прямо мне на голову приземлилось раздутое чудовище с торчащей из задницы соломинкой. Я никогда не боялась лягушек, но от неожиданности забыла, что нужно грести, и быстро ушла под воду.

Воды я не наглоталась, да и не могу сказать, что тонула, скорее завороженно наблюдала за тем, как прекрасно солнце, пробивающееся сквозь воду. Но мое «путешествие» в подводное царство длилось не долго, не прошло и минуты, как я оказалась на берегу.

– Выплюнь воду! – кричал Костя и, усадив на траву, бил кулаком мне по спине. – Выплевывай, говорю!

– Больно же! – ответила я и тут же поднялась на ноги. – Нечего мне выплевывать.

Это была правда. Воды в моем организме, кроме той, что положена, не было. Я не захлебнулась, я просто не пыталась вынырнуть, а медленно падала на дно.

– Ну ты и дура, Медведь! – облегченно заявил Костя. – Ты не сосиска, ты топор – плаваешь так же. Зачем вообще в воду лезть, если не умеешь?

– Что ж ты меня об этом в прошлом году не спрашивал, когда я в самом деле чуть не утонула?

– Это когда еще? – искренне удивился Калюжный.

– Никогда.

– Вот именно. Врать не нужно.

– Я не вру! – обиженно кричу в ответ и, хватая свои вещи, собираюсь убежать прочь, но только сейчас замечаю, что моя Настя пропала. – А где моя кукла?

Поворачиваюсь лицом к толпе из десятка человек – девчонки с мальчиками противно улыбаются, но не спешат с ответом.

– Сбежала, наверное, – говорит наконец Марина Кирпоносова, девочка, что старше меня на год, но в размерах меньшая на пару десятков килограммов.

По берегу раскатами звучит смех, а я растерянно перевожу взгляды с одного хохочущего лица на другое.

– Нет, она, наверно, плавает так же, как ты, вот и искать ее нужно на дне, – умничает Сережа, и все начинают смеяться еще громче.

– Точно – утопиться решила твоя кукла, испугалась, что в один страшный день ты ее съешь! – кричит еще кто-то, но я не стараюсь разобраться, кому принадлежат эти слова, это не имеет смысла.

На запястье Оксаны Антоновой я замечаю алую резинку для волос с большой красивой ромашкой, которая не так давно украшала волосы моей Насти. Девочка с прической «меня стригли собаки», с серым от въевшейся грязи цветом кожи, в купальнике, доставшемся ей, скорее всего, в наследство от старшей сестры, поймала мой взгляд и быстро спрятала руку за спину.

– Мне не жалко куклу, могла бы просто попросить, – шепчу я. – А воровать нехорошо, это большой грех. И обижать младших, и издеваться над животными тоже нельзя.

– Ты посмотри, какая святоша! – кричит Сашка. – Можно подумать, сама никогда не воровала у мамки с папкой и не раздавила ни единой лягушки!