Забудь мое имя - [38]

Люк и сам теперь начинает плакать. К его чувству вины примешивается радость. У него есть дочь! А у Майло сводная сестра!

– Красивая девочка, – продолжает рассказывать Фрейя. – Сейчас я понимаю: мне следовало поставить тебя об этом в известность, но тогда все было иначе. Намного сложнее. Некоторые члены нашего многочисленного семейства желали мне смерти – за позор, который я навлекла на родню. Но их заставили замолчать. Мы теперь современная страна, ты же знаешь.

Закрыв глаза, Люк вспоминает статью об убийствах чести, прочитанную им недавно.

– Все нормально, – говорит он. – Мне жаль, что я спросил тебя о ней, заставил все это снова пережить. Прости.

– Так даже лучше. Теперь, когда мы с тобой все выяснили, мне стало намного легче.

– Честно говоря, я почти ничего не знаю о женщине, появившейся в нашей деревне. Возможно, она не имеет к тебе никакого отношения.

Только его эгоистичное желание установить личность Джеммы заставило Люка связаться с Фрейей и разбередить ее сердце воспоминаниями из прошлого. Но ведь все это могло оказаться напрасно.

– Ты же упомянул о фамильном сходстве. У тебя есть ее фото?

– Больше сходства в ее манере говорить, – признается Люк, вспоминая, как он впервые услышал разговор Джеммы с Лаурой в больнице, свое замешательство и то, как ему на какой-то миг привиделась в ней юная Фрейя. – В ее манере держаться.

– А где она живет? – интересуется Фрейя.

– Мы не знаем. Она прилетела в Британию из Берлина.

– Из Берлина?

– Мы так полагаем. У меня нет ее фотографии.

Фрейя снова вытирает слезы на глазах и оглядывается.

– Мне пора идти. Начинают подходить мои коллеги. – Она снова озирается по сторонам и только потом добавляет: – Нам ничего не рассказали о той богатой семье, что удочерила малышку. Упомянули только об их вероисповедании – приемная мать исповедовала бахаизм – и об их национальности.

– И..? – спрашивает Люк, уже догадавшись, что собирается ему сообщить Фрейя.

– Это была межрасовая пара, и проживала она в Германии.

День третий

35

Я просыпаюсь рано и вслушиваюсь в пение птиц за окном. Почему уже забрезжил рассвет? В какой части света я нахожусь? У меня сильно болит поясница, и я продолжаю лежать неподвижно, буравя глазами запятнанный потолок. Через несколько секунд я приподнимаюсь на локте, морщась от боли, и оглядываю маленькую комнатку.

Я не могу вспомнить свое имя.

Заметив листки бумаги на прикроватной тумбочке, я снова откидываюсь на кровать. Страх, отступивший во сне, возвращается ко мне с удвоенной силой. Как бы мне хотелось не быть в этой деревне и не лежать одиноко на старой кровати в убогой комнатенке паба. Но я здесь. И я должна справиться со всеми трудностями и проблемами, которые ждут меня впереди. Я могу смотреть и двигаться только вперед.

Я одеваюсь, благодаря бога за то, что в моем чемодане оказалось несколько комплектов сменной одежды, и выхожу в коридор. Проходя мимо комнаты, в которой спят Абдул со своим братом, я улыбаюсь, взбодрившись от звука мощного, громоподобного храпа. Абдул был необыкновенно добр ко мне.

Я совсем не представляю, который час, когда выхожу на улицу. Я хочу прогуляться по деревне и посмотреть, что в ней происходит. Но как бы чего не вышло… Судя по моим записям, мое появление сильно расстроило Лауру. Возможно, встреча со мной будет неприятна и другим жителям деревни – собаководам, бегунам и всем остальным «ранним пташкам».

Я уже решаю подняться на холм, отойти подальше от железнодорожной станции, как вдруг замечаю, что в кафе Тони загорается свет. А в следующий миг и он сам появляется на улице, таща за собой деревянную доску для меню. Опустившись на колени, Тони что-то пишет на ней, а потом встает, достает мобильник и фотографирует доску. Проверив фото, он окидывает взглядом дорогу, замечает меня и поднимает в знак приветствия руку. Я тоже машу ему, перехожу через дорогу и направляюсь к кафе. Нам нужно поговорить. Это важно.

– А вы, оказывается, жаворонок, – говорит Тони, возясь с плитой за прилавком.

– Вы тоже, – парирую я.

– Видели доску на улице? Я пробую кое-что новенькое. Хочу привлечь в кафе ранних посетителей. Я подумал: если я буду успевать на платформу к поезду 0545 с подносом горячих закусок – темпе, латуком, помидорами и авокадо на пшеничном хлебе из теста на закваске – то весь этот новый неосвоенный рынок станет моим.

– А если люди захотят только кофе? – спрашиваю я, удивленная тем, как еще рано на улице.

– Я намерен брать с собой и термос. Все, что мне там нужно, – это маленькое бистро, так сказать «филиал» моего кафе со своей кофеваркой. И оно у меня будет. Я своего добьюсь.

– Я в этом уверена.

– Хотите кофе? Что-нибудь поесть? – спрашивает Тони, показывая глазами на шкаф-витрину. – У меня пока готовы только темпе.

– Нет, спасибо. Я не голодна.

– Как вам спалось? Что вы сделали первое, когда проснулись? – повернувшись к плите, Тони всматривается в стекло духовки.

– Я прочитала свои записи.

– Значит, никаких перемен, – констатирует Тони быстро, по-деловому.

– Мне так не кажется, – замечаю я и, выдержав паузу, добавляю: – Благодаря ужину.

– Вы и о нем упомянули в своих записях? – оборачивается Тони, чтобы взглянуть на меня. – Я думал, вы не будете…