Забудь дорогу назад - [74]

Ромашковое поле огласилось лязгом железа, ревом посаженных моторов. Из «Уралов», крытых брезентом, выпрыгивали вооруженные люди с отнюдь не библейскими минами, разворачивались в цепь.

– Гвардейцы Тихомирова, – успокоил Благомор. – Не укусят, не волнуйтесь. Но постарайтесь не шевелиться в ближайшие несколько минут. Не хотелось бы, чтобы наше с вами сотрудничество на благо Каратая ограничилось вашими похоронами…

Эпилог

Осень в Каратае выдалась теплой, сухой, запомнилась буйством красок и хорошей премией за «успешно проделанную работу». Я вернулся со службы уставший, поднялся на крыльцо, напевая: «Каждому из нас прожитое втиснуть в пять минут ходьбы», потоптался, стряхивая грязь с сапог, поглазел по сторонам. Узкая, окольцованная скалами долина Покоя, где располагался жилой городок, утопала во всех цветах спектра. Домики нелепых очертаний, слепленные из пористой породы – родственницы ракушечника, сползали ко дну ущелья. Террасы, на которых они обосновались, имели достаточную площадь, чтобы вместить строения, хозяйственные постройки и приусадебную территорию. Не так давно сюда завозили чернозем, садовники растаскивали его по участкам, высаживали цветы, прочую огородную чепуху, соответствующую вкусам хозяев. Щебеночные дорожки замысловато оплетали дома. Я глянул наверх – до выступа скалы, на котором прилепилась избушка верхнего соседа, было метра четыре. С его участка на мое крыльцо свешивались переплетенные стебли вьюнов, заросшие цветами. Приходилось постоянно раздвигать это пахучее мочало, чтобы попасть к себе домой. Будь я чуть принципиальнее в решении бытовых вопросов, давно бы объявил войну соседу – плевать, что он работает в засекреченном отделе «Ч»… Поселок охранялся круглосуточно, бетонные посты на вершине утеса неоднократно пытались замаскировать под ландшафт, но выходило неубедительно. В дальнем уголке сада, где у нас произрастало что-то гибридное, пьянящее и пожирающее ос, вновь протекала перепалка: Степан ругался с соседским служкой Друзем, который «несанкционированно» передвинул ограду, чтобы можно было забетонировать фундамент баньки. «Какого хрена вы тут воздвигли свою терму? – возмущался карлик. – Вот заставим переставлять – будете знать!»

Ежедневные стычки на тему, чей хозяин круче. Я вошел в дом – неказистый, плохо обживаемый, но какой уж есть. Прихожая в стиле «мрачный лубок», кухня, украшенная перекрещенными казачьими нагайками (наследство от прежних проживающих), головами зверей, павших в неравной схватке, и живописной паутиной между ними. Справа по курсу – небольшая гостиная со стареющим диваном и морально мертвым «Телефункеном». Слева – спальня, ванная комната, оснащенная бочкообразным помывочным устройством, издающим при заполнении рев низвергающегося водопада. Крохотная мансарда – мой рабочий кабинет, святая святых. Под лестницей – каморка Степана. Чуть побольше собачьей конуры, но не припомню, чтобы он роптал. «Даже не золотая клетка», – как однажды в сердцах выразилась Анюта.

– Дорогая, я дома! – крикнул я, пристраивая портфель на стул.

– Рашпиль не забудь у стены поставить, – проворчала из спальни Анюта.

А еще недавно мчалась на стук двери, ворковала: «Тут я, твоя любимая рабыня», целовала, тащила за стол, где уже дымился вкусный ужин. Каждый день – творческий подход к приготовлению пищи. Осетрина в яблоках, осетрина в помидорах, осетрина в пельменях. Позднее стала повторяться, могли неделю кряду питаться «закаленной» от бесчисленных заморозок-разморозок рыбой. Сегодня, если обоняние не подводило, ужина вообще не предвиделось. На кухне не прибрано – вчера утром было точно так же, только на потолке ничего не валялось. Я снял сапоги, добрел до холодильника. Лучше бы не открывал…

– Да приготовлю я, приготовлю, – проворчала Анюта, выбираясь из спальни. И что она находит в этих облегающих леггинсах и жутких заколках с петушиным гребнем? Какой-то хмурой, сутулой зыбью она проследовала мимо кухонной стойки, включила плиту под кастрюлей. По кухне заструился душок алкоголя – снова прикладывалась к бутылке моя благоверная. Пора намекнуть снабженцам, чтобы не таскали сюда спиртное в отсутствие хозяина.

– Не поцелуешь?

Она вздохнула, оторвалась от плиты, доковыляла до меня, прижалась. Ладно, хоть так. Я погладил ее по нечесаным волосам. Она подняла на меня пустые глаза.

– Ты ушел вчера утром…

– Я работал, Анюта.

– У тебя такой вид, словно ты сутки сидел в засаде, поджидая мамонта…

– Я напряженно работал, Анюта. Леший «на Ерофея» с лесом расстается, забыла? Вчера это было, 17 сентября. Под землю провалился, зимует он там до весны. А прежде чем уйти, носился по лесу, бесновался, бурю поднимал, деревья ломал, зверей по норам разгонял… А у тебя что нового?

Она невесело засмеялась.

– О, здесь миллион новостей. Никто не приходил, никто не звонил. Читала книгу по домоводству, которую ты принес. Ты, кстати, в курсе, что она на девяносто процентов состоит из воды?

Она была сегодня тихая. Непривычно. Пару дней назад мы крупно поскандалили. Анюта разорялась, что в этом доме она не живет, – она тут на роли привидения. Что на девяностые сутки она, наконец, пришла к мысли, что жизнь в четырех стенах – не совсем то, о чем она мечтала. Я кричал, что лучше сидеть в четырех стенах – с диваном и телевизором, чем надрываться в концлагере. Она кричала, что лучше надрываться в концлагере – там ценишь жизнь и короткие минуты покоя. Ума не приложу, как можно заниматься сексом с тем, кто постоянно на тебя орет…