Заботы света - [148]
Не знал опять, долго ли пробыл тут, ничто как будто не переменилось, и день все-так же не кончался. Но вот увидел: мак, недавно яркий, теперь вдруг погасил цвет, убавилось пестроты и в клумбах, но запахи только усиливались И понемногу холодели… Как разнится одиночество где-нибудь в меблированном номере и здесь, среди природы! В номере вдруг станет жутко, а здесь страха нет, но сладостней и больней чувствуется сущность жизни. И опять он ощутил то несовместное: чуждый мирской суете, он между тем проводит жизнь в ее нескончаемых заботах… Зачем? Разве поймешь?
Он просидел возле клумб до позднего вечера, уже цветы попрятали краски, умерили запахи, и только ночная фиалка нежно и призывно усиливала душистый свой клик ночным пернаткам и насекомым. Звезды всходили.
В одно утро полем ехал тарантас, в нем сидели мальчик и его учитель. Они ехали на дачу. А вечером… ох, а вечером должна была приехать мама! Учитель держал на коленях коробку и собирал в нее разбросанные в телеге кубики с наклеенными буквами. Кубики были очень красивые, коробка нарядно расписанная, но мальчику они надоели. Надоел и учитель, потому что он все учил и учил, и мальчику было скучно. И особенно скучно, обидно было оттого, что с ними не поехала мама. У нее дела в городе, и приедет она только вечером.
Мальчик скоро сомлел на жаре, ему хотелось поскорей приехать, побежать на речку и долго в ней нырять и барахтаться. Пологие скаты курганов, поросшие густым кустарником, напоминали мальчику лопушиные чащи на даче, там прятались дивы, и с ними мальчик рубился на саблях. Ох, поскорей бы!.. Но вот учитель остановил тарантас и сказал:
— Погляди, Лутфи, во-он туда!
Мальчик поглядел, болезненно прищурившись, и увидел шатер, а у входа в шатер стул. На стуле сидел человек. Неинтересно. Впрочем, забавно: стул стоял в поле, а человек сидел на нем, как если бы он был дома.
— Это Тукай, — сказал учитель. — Запомни, милый: Тукай.
— Ладно, — сказал мальчик. — Почему мы не едем?
Они поехали. Мальчик представлял себе дом, широкую веранду, речку, сад, голубой забор, а вдоль забора лопухи. Их рубишь, рубишь саблей, а все равно останется еще на завтра и на все дни, которые он будет жить на даче. Но особенно радостно было представлять, как вечером приедут взрослые, приедет мама. Она переоденется с дороги и выйдет к столу в белом платье с оборками и пышным кружевом на груди. И все увидят, что она самая красивая, и будут говорить всякие глупости, потому что ведь гости никогда не умеют молчать.
А потом, конечно, папа скажет, что мальчику пора спать. И тут мама скажет им всем: «Ну нет, пусть он еще посидит с нами». Вот как скажет его мама! Она такая, что видишь сразу: она любит всех, любит весь свет, но никого она не любит так, как своего мальчика.
Когда он вырастет и поедет по свету посмотреть, где были Вавилон и где Халдея и пустыни, где жили пророки, он будет вспоминать маму: как сидит она у изголовья его кровати, с молитвой гладит ему головку и рассказывает то ли мальчику, то ли себе все одни и те же стихи:
(Перевод В. Ганиева).
