Забавы Палача - [5]

Когда они наконец выехали из леса с его гнетущей сыростью, Пукка заржала от радости и слегка взбрыкнула, явно собираясь пуститься галопом. Фицдуэйн ослабил поводья, Пукка набрала скорость и пошла вскачь; ее копыта громко простучали по утесу, и скоро всадник с лошадью оказались на территории колледжа.

От быстрой езды в голове у Фицдуэйна прояснилось. Он знал, что ближайшие часы принесут ему мало приятного. Он подавил в себе желание подхлестнуть лошадь. Его дом был не так уж далеко отсюда.

Беда была в том — хотя Фицдуэйн еще не полностью осознал это, — что смерть Рудольфа фон Граффенлауба глубоко запала ему в душу. Она пробудила в нем затаенные инстинкты. Трагедия разыгралась на его земле и именно в то время, когда он размышлял, правильным ли был его выбор жизненного пути. Это можно было расценить как провокацию и как вызов. Кто-то вторгся в его мирную гавань посреди этого проклятого мира. И Фицдуэйн желал знать, почему нарушен его покой.

Последний раз Фицдуэйн был в колледже несколько лет тому назад.

Тяжелая боковая дверь была приоткрыта. Он вошел в выложенный плитами вестибюль, увидел еще одну дверь и широкую деревянную лестницу, поднялся по ступеням. Лестница привела его к очередной двери, за которой слышались голоса, смех и звяканье ложечек о фарфор. Он повернул ручку.

В большой, облицованной деревянными панелями комнате — по стенам ее тянулись полки с книгами, — находилось десятка два людей, одетых официально и в то же время довольно небрежно, как принято у ученой братии. Они собрались перед пылающим камином, попивая свой утренний кофе. Фицдуэйн почувствовал себя так, будто снова стал учеником и явился получать выговор.

Пожилая седовласая леди обернулась на звук его шагов и смерила новоприбывшего внимательным взглядом.

— Сапоги, — с легкой улыбкой сказала она. Фицдуэйн непонимающе посмотрел на нее. — Ваши сапоги, — повторила она. Он поглядел вниз, на свои грязные сапоги. Пол был расписан латунными руническими узорами. Призраки англо-ирландского литературного возрождения и кельтской Ирландии, которой никогда не существовало.

— Будьте так добры, снимите ваши сапоги, сэр, — уже более настойчиво произнесла седовласая дама, и ее улыбка стала заметно холоднее. — Тут все снимают обувь. Из-за пола, — добавила она немного мягче.

Фицдуэйн заметил, что у входа, около подставки для зонтиков, ровными рядами выстроились грязные ботинки. Оробев и не решившись спорить, он снял свои заляпанные сапоги и остался в одних шерстяных носках.

— Привет, — сказал новый голос. Он обернулся к явно потрепанной жизнью, но все еще привлекательной брюнетке лет тридцати пяти. Стройная и высокая, она была в круглых старушечьих очках, и что-то в ее облике неуловимо напоминало о детях-цветах шестидесятых годов. Улыбка у нее была очаровательная. Он подумал, не выращивает ли она у себя на подоконнике марихуану и как эта травка — да и ее хозяйка тоже — переносит ирландский климат.

— Привет, — отозвался он. Но улыбнуться не смог. На него вдруг навалилась усталость. — Боюсь, мне придется сообщить вам неприятное известие, — спокойно произнес он. Рассказывая, он вытащил из кармана удостоверение Рудольфа. Она непонимающе смотрела на него, казалось, целую вечность, затем выронила из рук чашку с кофе, и та разбилась об пол.

Люди у камина прервали беседу, и все головы повернулись к ним. В комнате воцарилась мертвая тишина, и Фицдуэйн не сразу заметил, что его носки медленно намокают в кофейной луже.

Фицдуэйну не обязательно было возвращаться на место происшествия, и он знал это, но все-таки вернулся. Он не мог просто забыть об этой истории. Ведь это он нашел тело Рудольфа и теперь, как ни странно, чувствовал себя ответственным за него.

Вместе с Фицдуэйном к старому дубу отправилось с полдюжины преподавателей. Рудольф все еще висел на суку. К счастью для чересчур впечатлительных ученых мужей, его тело перестало раскачиваться на ветру и теперь висело неподвижно.

Фицдуэйн понимал, что, по всей вероятности, некоторые из присутствующих и прежде сталкивались со смертью, даже с насильственной. Однако повешение — особый вид смерти, имеющий свою мрачную историю, связанную с ритуальными жертвоприношениями, и людям было нелегко смотреть на труп в петле. Об этом свидетельствовали их лица. Один из учителей не выдержал страшного зрелища и отошел за платан — слышно было, как его там рвет. Казалось, эти звуки никогда не прекратятся. Кое-кто из оставшихся явно был бы не прочь составить ему компанию.

Двое по-спортивному подтянутых юношей прибежали с длинной алюминиевой лестницей. Увидев их, Фицдуэйн вспомнил, что питомцы Дракера много времени проводят на свежем воздухе, занимаясь физическими упражнениями. Несколько лет назад один из преподавателей, потом уехавший отсюда, обронил в случайном разговоре: «Мы стараемся измотать этих шельмецов. Иначе с ними не справишься».

Многие студенты, вспомнил Фицдуэйн, прежде успели зарекомендовать себя трудными подростками, хотя и происходили из богатых семей, и многие были теперь достаточно взрослыми, чтобы иметь право голосовать, поступить на военную службу или завести семью. Без сомнения, кое у кого уже имелись семьи. С учетом всего этого казалось вполне разумным, что их то и дело заставляют лазить вверх и вниз по скалам и бултыхаться в холодной воде Атлантики.