За жизнь. Очень короткий метр - [9]

Шрифт
Интервал

Характер у бабы Клавы (хоть и нехорошо так о покойнице) был нелегкий, да и язык довольно злой. О политкорректности она, конечно, и вовсе не слыхивала. Потому, по памяти о ней самой и по ее рассказам, я неплохо представляю себе эти акты милосердия. Идиллия, пожалуй, выглядела как-то так:

– Ах ты ж паразит, ах ты ж фриц поганый! Ходит тут, просит, глаза твои бесстыжие! А я своих чем кормить буду? И так голодом столько сидели из-за вас! Вы про наших-то деток разве думали? Батька твой сколько наших застрелил? А, фашист? … Ну на, на… жри, что ж теперь делать… Стой, дурной, возьми еще. Что ж мы, не люди, что ли…

Их много было тогда, озлобленных солдат и солдаток. У них в памяти был длинный, длинный и страшный счет. Кое-кто срывался, конечно. И все же многие – их было больше, кажется, насколько можно теперь судить – проводили для себя самую последнюю красную черту, которую совсем нельзя было переступать. Не мстить детям за то, что сделали их родители. Не добивать раненых. Не глумиться над мертвыми. Не осквернять могилы. Даже если враг «первый начал» и «сам приперся», даже если сам все навлек и вроде бы как заслужил. Вообще, не продолжать бой, который уже закончился. Давать ему закончиться. Останавливаться, пока не полегли все.

И если черта начинала маячить совсем близко, и соблазнять, и тянуть на ту сторону, все же вовремя успевал встать «контрольный вопрос», который рефреном звучал в рассказах моей вообще-то неуживчивой и грубоватой бабушки:

– Да что ж мы – не люди, что ли?

Нарушительница порядка

Самое невероятное в чудесах – то, что они бывают. Так сказал Г. К. Честертон (умный был человек). «Чудо», пожалуй, слишком сильное слово; но есть случаи, когда привычные, отлаженные, намозолившие глаз схемы мироустройства дают внезапный, труднообъяснимый сбой. И не знаешь: то ли эти сбои лишь подчеркивают общую незыблемость системы, то ли внушают надежду, что любой замкнутый круг все же можно разомкнуть. Каким-нибудь чудом.


***


Когда я начала слушать Сезарию Эвору, она уже практически перестала выступать, и ее приезды в Москву прошли мимо меня. В музыке я человек дикий, распознаю ровно два вида: «моё» и «не моё». Не все спетое Эворой попадает в разряд «моё», хотя несколько любимых вещей есть. Но вот история ее жизни вызывала у меня глубочайшее уважение и пока длилась, и когда закончилась. И поражала – самим фактом того, что была. Потому что эта история перекроила, разнесла, сломала разом несколько житейских сюжетов, за рамки которых, казалось бы, выхода нет и не предусмотрено.


Сюжет первый, звездный


Все, кто писал об Эворе, обязательно отмечали, насколько парадоксальной и ни на что не похожей была ее певческая карьера. Конечно, шутка ли: родиться дочерью кухарки в страшно нищей, безвестной стране; две трети жизни петь в портовых барах за мелкие деньги, за еду, за выпивку; в сорок пять лет поехать на заработки за океан; в сорок семь записать первый альбом; после пятидесяти – стать звездой мирового масштаба и национальной героиней на родине.

Немудрено, что при виде Эворы на фоне привычного гламура у публики и у журналистов случался некоторый «разрыв шаблона». Грузная, немолодая африканка, некрасивая, с косоглазием. Вечно босые ноги (и споры: то ли это жест солидарности с бедняками ее родного Кабо-Верде, то ли она просто никак не привыкнет к обуви, то ли ноги настолько больные). Сигареты и коньяк – прямо на сцене, между песнями. Уникальный случай, кстати: курево и алкоголь не убили голос, а с годами сделали много глубже и богаче, чем в юности…

Не слышав живого звука, не видев реакцию зала, не ощутив атмосферу концертов очень трудно судить, что сильней всего «пронимало» публику. Да, в записи голос хорош; но «кабовердийские народные песни», морны, довольно монотонны и однообразны. И будто в мире мало хороших голосов! Экзотика? Да, в конце восьмидесятых Эворе явно помогла мода на этническую музыку. Да, слова «Кабо-Верде», «морна», «коладейра» и т. п. с непривычки звучат интересно и загадочно. А когда публика попривыкнет? С фестивалей фолк– и этномузыки начинали многие певцы, но большинство из них остались звездами-однодневками.

А вот Эвора двадцать пять лет, с запоздалого прорыва и до самой смерти, продержалась там, где сходили с дистанции более молодые и красивые, и возможно, не менее талантливые. Притом, что пела на кабовердийском языке, и иногда чуть-чуть по-португальски. Никаких других языков не знала и не собиралась учить (по правде, и на родном-то читала и писала с трудом). Когда выступала, говорят, почти не обращала внимания на публику, только перебрасывалась шутками с музыкантами и с земляками в первых рядах. Но почему-то вошла в число неанглоязычных исполнителей, популярных в США – а их всего-то горстка.

В чем был секрет? Не в одних же босых ногах и перекурах – западная публика привыкла к эпатажу, видала звезд, которые выступают не то что без обуви, но и без штанов. В том ли дело, что Эвора была насквозь настоящей и вообще не знала слов вроде «эпатаж», «пиар» и «имидж»? Или же ее голос всегда передавал что-то очень простое, живое и человеческое, и чтобы это почувствовать, необязательно понимать тексты песен?


Рекомендуем почитать
Привет, офисный планктон!

«Привет, офисный планктон!» – ироничная и очень жизненная повесть о рабочих буднях сотрудников юридического отдела Корпорации «Делай то, что не делают другие!». Взаимоотношения коллег, ежедневные служебные проблемы и их решение любыми способами, смешные ситуации, невероятные совпадения, а также злоупотребление властью и закулисные интриги, – вот то, что происходит каждый день в офисных стенах, и куда автор приглашает вас заглянуть и почувствовать себя офисным клерком, проводящим большую часть жизни на работе.


Безутешная плоть

Уволившись с приевшейся работы, Тамбудзай поселилась в хостеле для молодежи, и перспективы, открывшиеся перед ней, крайне туманны. Она упорно пытается выстроить свою жизнь, однако за каждым следующим поворотом ее поджидают все новые неудачи и унижения. Что станется, когда суровая реальность возобладает над тем будущим, к которому она стремилась? Это роман о том, что бывает, когда все надежды терпят крах. Сквозь жизнь и стремления одной девушки Цици Дангарембга демонстрирует судьбу целой нации. Острая и пронзительная, эта книга об обществе, будущем и настоящих ударах судьбы. Роман, история которого началась еще в 1988 году, когда вышла первая часть этой условной трилогии, в 2020 году попал в шорт-лист Букеровской премии не просто так.


Кое-что по секрету

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.


В мечтах о швейной машинке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сексуальная жизнь наших предков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ответ на письмо Хельги

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.