За живой и мертвой водой - [33]

Богдан сердито, недоверчиво, завистливо зыркнул на него.

— В институт?.. Ишь, какой прыткий!

— Так заставили бы, — простодушно заявил Тарас. — Думаете, по своей охоте… Я ведь не очень–то брался за учение. Ленивый.

Это, кажется, доконало Богдана. Помолчав, он спросил с угрюмой подозрительностью:

— Комсомолец?

— Как? — вроде не понял хлопец.

— В комсомоле состоял?

— Н–не… Я политики не люблю, не касаюсь.

— Вот это и хорошо! — сурово одобрил Богдан. — Чтобы у меня в сотне никакой политики и агитации, Слышишь?

— Не сомневайтесь, — успокоил его Тарас. — Держать язык за зубами я умею.

— А то я вас, восточников, знаю… — продолжал сотник. — Вы все там национально несознательные. Забыли, какого вы корня, рода. Есть у меня один такой… Как напьется, так и начинает: «Дружба народов, все нации равны…» Может, и ты так считаешь?

— Пьяный чего не скажет…

— Эге! Что у трезвого на уме…

— Насчет этого будьте покойны, пан сотник, — торопливо сказал Тарас. — Я капли в рот не беру. Как баптистский проповедник…

— Не крути! Я тебя про нации спрашиваю.

Тарас понял, что его загоняют в угол. Нужно было отвечать. Он озадаченно, глуповато хлопая ресницами, поглядел на Богдана.

— Насчет нации? Да?

— Ага. Как, по–твоему, все нации равны?

— Н–не! — отрицательно замотал головой Тарас, тяжело вздохнул и продолжал: — Какое может быть равенство? Я в Германии был, там мне все хорошо растолковали насчет наций: немец — человек, а украинец, поляк или, скажем, русский — это тупая скотина. Ведь недаром они за одного убитого немца расстреливают десять, а то и двадцать наших… Вот какой немец дорогой! Как можно равнять?

Сотник остановился, внимательно, оценивающе оглядел своими яростными серыми глазами неказистую фигуру спутника, видимо, стараясь составить о нем новое, более верное представление.

— Снова крутишь? Дурачком прикидываешься? Я тебе не бауэр, меня не обманешь.

Тарас растерянно и виновато пожал плечами.

— Скажите, если что не так, пан сотник. Может, я что ляпнул языком, не подумав. Каждый человек может ошибаться…

Неожиданно плотно сжатые губы Богдана задрожали в улыбке, глаза подобрели, но он тут же справился с собой, сказал жестко:

— Ты хороший штукарь. Я тебя насквозь вижу. Понял? Так вот, слушай. Забудь про свой комсомол, дружбу народов и все, что тебе Советы в голову напихали. Ты — сознательный украинец, борец за самостийну Украину, стрелец УПА. Родом ты будешь не из Полтавской области, а откуда–нибудь с Волыни. Ну хотя бы с самого Ровно. И чтобы никакая собака не знала, что ты восточник, совет. Так тебе лучше будет… Понял?

— Как прикажете, пан сотник…

— Не пан сотник, а — друже сотенный, друже Богдан. Так меня надо называть, друже Карась. Молитвы знаешь?

— Отче наш… Хватит?

— Научу еще… — смягчился Богдан. — Меня ты не бойся. Говори все, что думаешь. Но только с глазу на глаз. Меня ваша большевистская агитация не берет… С остальными — ни слова.

— Ясно, друже Богдан. Можно вопрос задать?

— Говори.

— С кем будем воевать?

— С немцами и поляками.

— А поляки что? — удивился Тарас. — Они за немцев разве?

Лицо Богдана порозовело от прилива крови, на лбу вздулась вена. Он снова почувствовал в словах хлопца подвох, насмешку,

— Запомни, друже Карась, у украинцев три врага — немцы, поляки, москали–большевики.

— Ого! До черта врагов! А друзья?

— Америка, — не сразу и как–то неуверенно ответил сотник. — Америка богатая, сильная держава, она нам поможет.

Тарас кивнул головой, задумался на секунду и снова спросил:

— Друже Богдан, вот я тут немного не понял вас. Скажем так, среди украинцев ведь тоже есть коммунисты. Много! Так они кто нам будут — враги, друзья?

— Враги! — почти крикнул Богдан. — Но украинцев мы перевоспитаем, сделаем сознательными.

— Это можно! — бодро согласился Тарас. — Это в два счета!

— А кто не захочет принять национальную идею, с теми у нас разговор короткий. Для таких у нас эсбе есть.

— Это что, вроде гестапо?

— Еще лучше.

Тарас засмеялся:

— Ну, тогда дело пойдет! Вешать их будем или расстреливать?

— Как придется…

— Я понимаю, друже Богдан, что под рукой окажется — веревка пли винтовка. Вот потеха будет. У немцев от смеха животы полопаются.

— Почему?

— Ну как же! Немцы хотели наш народ уничтожить. Скажем правду — побили многих, но все–таки всех отправить на тот свет не сумели. Времени им не хватило. А теперь мы сами своих будем вешать и расстреливать. Комедия!

Тарас ожидал всего. Сотник мог разозлиться, заехать ему кулаком по физиономии, ткнуть прикладом в грудь или даже пустить в него пулю. Но Богдан только строго и грустно посмотрел на него.

— Друже Карась, если ты ляпнешь такое кому–нибудь из наших, то я уже не смогу спасти тебя от смерти. А я тебе смерти не желаю. Ты мне нравишься. Я люблю веселых людей.

Это было сказано с искренней тревогой за судьбу Тараса.

Однако Тарас догадался, что еще одно чувство тревожит душу отважного, но малограмотного крестьянского хлопца. Сотенный УПА не был полностью уверен, что выбрал для себя единственно правильный и возможный путь в жизни. Почти подсознательно он искал других, более верных путей, и боялся, страшился таких поисков.

8. Гелена

Командир партизанского отряда, известный Оксане под кличкой Пошукайло, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Это был худощавый, болезненного вида человек, одетый в приличный серый спортивный костюм, белую сорочку с заправленным на ворот пиджака отложным воротником. Если бы не ремень, на котором спереди, на немецкий манер, висела кобура с пистолетом, его можно было бы принять за сельского учителя или представителя какой–либо иной самой обыкновенной мирной профессии. Он и держался так, точно сидел не в землянке, а принимал у себя в скромном кабинете нового, молодого, только что прибывшего к нему на работу специалиста.