За живой и мертвой водой - [3]

— Стефа, почему ты не хочешь понять… Петру досталось от поляков… Они его всю жизнь преследовали.

— Так он же, гайдамака, почту ограбил.

— Ну вот… Разве он простой грабитель? Для себя он денег не взял. Ни гроша! Это на суде доказано. Знаешь, Стефа, Петро совсем не такой, как ты думаешь.

Ему ничего не надо — веришь? — ни богатства, ни земли своей, ни хаты, ни жены, ни детей, а только дай ему самостийну Украину.

— А тебе? — вкрадчиво и тревожно спросила Стефа. — Может, и тебе ничего не нужно? Ни семьи, ни детей… Может, и ты такой?

Поняв, о чем тревожится Стефа, Юрко тихо рассмеялся.

— Я сам не знаю, кто я такой, — сказал он, глубоко вздохнув. — Наш Петро говорит, что меня школа при Советах сильно испортила, что я денационализованный элемент. Это неправда. Я Украину, народ свой люблю, только не так, как наш Петро — до бесчувствия. Мне Украина глаза на все другое не закрывает…

Хлопец задумался на несколько секунд и сказал решительно:

— Значит, так, Стефа. Нужно еще потерпеть немного, подождать. Как придет сюда Красная Армия, мы сразу же уедем отсюда.

— Куда? — испугалась девушка.

— Там видно будет.

— Ну как же мы поедем? Невенчанные? А бабушка, а братик мой… Ты глупости говоришь, Юрко, не подумав.

— Нет, я подумал хорошо. Мы возьмем бабушку и вашего Славку с собой.

— Бабушка не поедет. Что ты!

— Надо уговорить. Вдвоем мы уговорим. Слушай, Стефа, нам лучше будет отсюда удрать на год–два, пока Советы наведут порядок. Я знаю, что тут будет… Ты говоришь — куда? А хотя бы во Львов или в другой какой большой город.

Стефа пыталась что–то сказать, но Юрко не дал ей открыть рта.

— Погоди, погоди. Ты что думаешь, я дурачок. Во Львове не найдем себе места, тогда завербуемся куда–нибудь на работу. Помнишь, как Советы пришли первый раз, то сразу стали вербовать людей на работу. Наши ездили в Донбасс, на Урал и куда–то в леса к Белому морю. Билет им давали на всю семью, деньги на дорогу и еще там аванс, кажется. Вот мы и поедем. Мы с тобой будем работать, бабушку на кухню куда–нибудь пристроим.

«Боже мой, неужели Юрко говорит все это серьезно? — со страхом подумала Стефа. — Да ведь он пустой выдумщик — и только. У него в голове еще ветер гуляет. Правду бабушка говорит».

Но Юрко не дает Стефе времени на сомнения.

— Как только мы устроимся на работу, сразу же начнем учиться. Ну, на всяких там курсах. Понимаешь, Советы сильно любят людей учить. Слово чести! Даже наш Петро не отрицает и говорит, что ни в каком другом государстве такой льготы нет. У них курсы, школы и всякие подготовки на каждом шагу.

Сделав небольшую паузу, Юрко продолжал:

— Значит, мы работаем и учимся. Ведь мы молодые, нам самое время учиться. Я пойду на курсы трактористов или шоферов, а ты… Там видно будет. Главное — нам специальность в руки получить. Я ведь уже могу немного авто управлять. Слово чести! Мотор я хорошо не знаю, а залить бензин, воду, завести машину смогу. Я даже и поеду на малой скорости.

Нет, Юрко не хвастался, не выдумывал, не обещал золотых гор. Он рассуждал смело, но трезво. Видимо, он не раз обдумывал своп планы, прежде чем посвятить в них подругу. Но все же что–то беспокоило его, чего–то он не договаривал. Стефа чувствовала это. И вдруг она поняла, чего боится ее любимый, так как сама в глубине души боялась того же. Планы Юрка строились с момента появления советского войска. Однако ждать прихода Советов придется по крайней мере несколько месяцев. Что будет с ними за это время, если сейчас каждый день отмечен кровью и смертью?

Мысли хлопца и девушки снова сбежались на одну тропу.

Когда Юрко заговорил, голос его звучал недовольно, глухо, видимо, ему нелегко было говорить об этом.

— Теперь слушай меня, Стефа. Боже упаси, чтобы кто–нибудь нас вдвоем увидел. Тогда все пропало. Поэтому встречаться будем редко…

Последние слова поразили девушку. Возможно, Стефа заподозрила в них какой–то второй, роковой для их любви смысл. Она порывисто обняла шею Юрка тонкими руками и прижалась к нему с такой неожиданной для ее худенького тела силой, что хлопец даже испугался.

— Что ты? — торопливо и обеспокоенно зашептал он. — Ну что ты? Не надо так… Глупенькая моя. Потерпим. Иначе нельзя.

— Не верю, — безнадежно призналась Стефа. — Ни во что не верю. Ты забудешь. Все пройдет, как в песне поется…

— Слушай, Стефа…

— Когда ты рядом… Я верю, мне не страшно тогда, и я такая смелая, хоть на край света. А как только…

— Стефа, я не хочу слушать глупости. Я тебе правду скажу: если у тебя нет силы характера, тогда мы в самом деле — дети и в куклы играемся… Думаешь, мне легко будет неделями тебя не видеть? Что с того? Нельзя!

О, он умел разговаривать твердо. Он чувствовал свою ответственность. Ответственность старшего и мужчины. На него можно было положиться.

— К тетке в Подгайчики не ходи. Не мозоль нашим лишний раз глаза, Пиши только важное. И — осторожно. Самым святым заклинаю тебя, Стефа, берегись и наших, и своих. До поры до времени только мы будем знать. Ты меня слышишь?

— Так.

— Согласна?

— Так. Все сделаю, любый, все для тебя вытерплю.

— Разве для меня? Для нас обоих.

— Так, для нас обоих, — послушно и счастливо повторила девушка.