За живой и мертвой водой - [124]

И тут произошло то, чего никто не ожидал. Десятка три вояк, стоявших в рядах, рявкнули:

— Слава!!

— Сла–а… — поддержали их остальные и осеклись под бешеным взглядом сотенного, замахавшего на них руками.

— Это что–то невозможное! — возмутился Могила. — Друже Вепрь…

Окружной понял свою ошибку, но переигрывать было поздно. Никто не должен догадаться, что он может ошибиться. Нет, он все знал, все предвидел… Вепрь стоял по–прежнему невозмутимый, глумливо улыбающийся.

— Политрук… Это — советский политрук, — громко, так, чтобы слышали все, бросил он через плечо и весело кивнул лобастому головой, мол, продолжай, политрук, мы все твои брехни знаем давным–давно.

У лобастого, видимо, пересохло во рту. Сморщив лицо, он как бы глотнул что–то горькое, острый кадык качнулся на его худой шее, и он снова обратился к сотне:

— Что вы думаете, хлопцы, когда проливаете братскую кровь? Приложите ухо к земле, почуете — земля гудит. То армия наша идет, она уже близко. Что вы скажете товарищам нашим? Вы скажете: мы не по своей воле, нас заставили, мы не виноваты. А кто виноват? Вот этот?

Пленный повернулся к Вепрю и, показывая на него пальцем, удивленно смерил взглядом окружного с ног до головы.

— Так он же один… Ну, трое, четверо их. А вас — сотня. Подумайте, хлопцы!

— Друже Вепрь, что вы делаете? — не выдержал Могила. — Необходимо…

— Прошу без истерик! — продолжая улыбаться, властно отозвался окружной.

— Смерти я не боюсь! — кричал лобастый. — И мои товарищи не боятся. Она нам знакома… Только смерть от врага понятная, а как ее от братской руки принять? Ваш командир уговаривал меня, обещал жизнь мне сохранить, если я, украинец, соглашусь расстрелять своих товарищей — русского и татарина. Никогда этого не будет! Слышите? Мы — советские люди и друг друга не предаем!

Тарас понял, что лобастый не знает, кому поручено выполнять роль палачей. Видимо, на этом и хочет сыграть Вепрь. Да, Вепрь сразу повеселел.

— Чего тянете! — истерически закричал вдруг Сидоренко, поворачиваясь к сотенному. — Что жилы из меня тянете? Дайте хоть водки! Не могу я… Водки мне дайте!

— А ну, стой как следует! — набросился на него сотенный.

— Дадим водки! — пообещал Вепрь и уже с явным нетерпением взглянул на пленного. — Все сказал?

— Нет! — крикнул лобастый. — Хлопцы! Я пощады у вашего командира не прошу. Он — украинский фашист, холуй немецкий, он многих из вас загонит в могилу. Не к нему я со своим последним словом обращаюсь, а к вам. Мне жалко вас, мне горько и стыдно, братья, что вы дали себя так обмануть.

— Все? — торопливо крикнул Довбня, оглядываясь на окружного. Сотенный нервничал, он, как и Могила, не понимал, почему Вепрь дал возможность пленному выступать с большевистской агитацией, и хотел, чтобы все это кончилось как можно скорее.

Лобастый поднял руку:

— Хлопцы, прошу вас, подумайте своей головой, не верьте гитлеровским холуям! Они враги Украины. Будь прокляты на века фашисты любой нации! Да здравствует дружба народов! Все сказал…

Вепрь удовлетворенно кивнул головой. Он знал, что сейчас все смотрят на него, все ожидают, что он скажет. Продолжая держать руки за спиной, он шагнул вперед.

— Друзья! Вы слышали все. Я специально дал возможность высказаться этим людям, чтобы вы увидели, какие это опасные враги нашей идеи, нашего народа, нашей многострадальной Украины. Вы слышали, что говорил этот обольшевиченный украинец — нет, не украинец, я не могу его так назвать — этот обольшевиченный хохол, какую он нам песню спел. Где его национальная гордость? У него ее не было и нет. Где его национальная сознательность? Не было и нет. Вы посмотрите только на тех, кого он считает своими лучшими друзьями, ради кого готов пожертвовать своей жизнью — москаль, татарин… И если бы к ним еще какого–нибудь Мойшу добавить — был бы полный интернационал.

Несколько человек в строю засмеялось. Черноволосая женщина начала что–то быстро записывать в блокнот. Вепрь вытер аккуратно сложенным платочком губы, самодовольно улыбнулся.

— Та дружба народов, о которой вы слышали, — это сказка для маленьких детей. Ее выдумали москали, жидовские комиссары, чтобы им было легче грабить наш народ, пить из него кровь. Это опасная сказка, если в нее поверят взрослые люди. Дружил петух с лисой, заяц с волком — вы знаете, чем такая дружба кончилась…

Снова веселое оживление прошло по рядам. Вепрь выждал, пока шум стихнет, и продолжал, слегка повысив голос:

— Подумайте, друзья: кто позаботится о нас, украинцах, кто нас защитит, если мы сами этого не сделаем? Может быть, поляки или турки придут нас спасать? Может быть, москали или немцы своего хлеба привезут? Я вас спрашиваю, друзья, дадут нам москали хлеба?

— У них для себя нет! — крикнул куренной. — Голодранцы!

— Есть закон жизни — свой должен держаться своего, — продолжал Вепрь. — Кто оторвался от своих, кто потерял веру в национальную идею, тот потерял и свое достоинство, перестал быть человеком. Он — отщепенец, его ждет позорная гибель. Посмотрите на этого обольшевиченного хохла. Это враг нашей нации.

— Брешешь! — крикнул лобастый.

— Друже сотенный, предупредите их… — поморщился Вепрь.