За железный занавес - [3]

Амторг размешался на одном из этажей 20-этажного здания. В лифте белозубый негр лихо прокатил нас с ветерком, так что при подъеме подкашивались ноги, а при остановке мы словно повисали в воздухе, как межпланетные путешественники. Мистер Бронкс провел меня в пустующий кабинет, предоставленный нам для переговоров с фирмами.

Вооружившись толстой телефонной книгой, он приглашал на строго определенные часы представителей нескольких фирм, чтобы передать им заказы на газосветное освещение, на установку прибывшего багажом на «Куин Мери» оборудования, включая мои велосипедные цепи и редукторы с мальтийским крестом.

Мы вернулись в павильон, захватив с собой, по их просьбе, шефа и, как он отрекомендовал, его Эдисона, дюжего парня с насмешливыми глазами.

В павильоне меня ожидал неприятный сюрприз.

— О, Алэк! — встретил меня похожий на бок-сера-тяжеловеса грузный бригадир рабочих, устанавливающих мои демонстрирующие механизмы. — О, прелестная леди, — остановил он проходившую мимо маленькую стендистку Зою.

— Скажите Алэку, чтобы он не сердился. Велосипедная цепь порвалась. Надо покупать другую, наши американские лучше. О'кэй!

При этом он панибратски хлопал меня по плечу.

— Как она порвалась? спросил я, подходя к высокой раме, на которую натягивались цепи с щитами экспонатов.

Оказывается, рабочие подключили цепь к редуктору без пружинного звена, смягчающего рывок включения электромотора.

— Спросите его, Зоинька, они думают, когда работают?

— О, прелестная леди, скажите ему, что мы только рабочие. Думают шефы, боссы, инженеры, а мы только делаем, только завинчиваем, поднимаем, собираем, а не думаем. Нам надо растолковать и показать от и до. Скажите, что Алэк хороший парень, он похож на моего покойного сына. Пойдем, выпьем кока-колу со старым Беном.

Пришлось заменять велосипедные цепи и приноравливаться к американскому стилю работы. Американский рабочий привык к отлаженным движениям у конвейера.

Приближался день открытия выставки, и у нас, в закрытом строительными лесами павильоне, напряженная жизнь билась, как в лихорадке. Бушевала «нормальная» советская штурмовщина.

Выставка гудела как улей и походила на разрытый муравейник. Ее открытие превращалось в национальный праздник. Сотни тысяч гостей атаковали трещавшие при вращении после опушенного никеля турникеты. Все хотели знать грядущее, таящееся в десятках павильонов многих стран.

Я превратился в рядового посетителя и огляделся вокруг.

Ярко раскрашенные здания самых неожиданных, непривычных форм. На их стенах в неестественных позах распластались непонятные фигуры. Каждое здание, каждый барельеф хотели быть невиданными. «Мир завтра», то, что окружает меня, — образцы новой архитектуры… Смотрю и никак не могу почувствовать себя в будущем.

— О, сэр! Вы еще не видели самого главного — трилон и перисфера — шедевры архитектуры и строительной техники.

Мистер Бронкс ревниво следил за моими впечатлениями.

Мы были уже близко от центральной площади выставки. Гигантский шар, вместивший бы в себя восьмиэтажный дом, висел в воздухе. Построить дом в виде шара, да еще заставить его лежать на фонтанных струях, маскирующих зеркальные колонны, это действительно ново и здорово, хотя, может быть, и не очень практично.

Если перисферу принять за гигантского Паташона, то трилон будет Патом. Ростом от 200 метров, и выполнен в форме трехгранной иглы.

Мистер Бронкс остался доволен моим растерянным видом. Выразил он это тем, что любовно стукнул меня по затылку и занялся извлечением огня из собственной подошвы.

— Мы отправляемся к будущему, — объявил он.

Узенький эскалатор в трилоне повлек нас вверх.

— Закройте глаза и приготовьтесь. Мы поднялись на 50 лет вперед, — выкрикивал мистер Броне. — Сейчас выйдем на палубу дирижабля.

Сойдя с лестницы, я почувствовал, что пол перисферы, где мы оказались, движется куда-то в бок. Мы облокотились на прочные перила и поехали вправо, вернее, «полетели» — ведь считалось, что мы на дирижабле.

Вверху горели звезды. В небе густом, черном плыли неясные облака.

— Что такое? Ведь на улице был день!

— Это пятьдесят лет назад был день.

Я смотрел вниз. В километре под ногами увидел рассыпанные огни, темно-синие воды реки. Слышалась музыка и поющий вдали голос, нежный, волнующий. Постепенно светало. Прозрачные облака стали отчетливее.

Внизу под нами был город. Он лежал сектором круга между излучинами реки. На другом берегу я различил огромный аэродром. На нем стояли самолеты каплевидной формы. У примыкавшего к аэродрому речного вокзала я заметил суда, как спины дельфинов.

Центральная площадь города омывалась рекой. Над нею высился стандартный «Импайер стейт бильдинг» этажей так в сто. Прямо от него шла широчайшая «парк-авеню», разрезая город пополам. Остальные авеню шли радиусами от центра. Стриты ровными концентрическими дугами пересекали их на другом уровне, не задерживая движение. В каждом квартале высилось только по одному модернизированному небоскребу. Пригородные шоссе и улицы были усеяны мельчайшими точками. Так выглядели с высоты автомобили.

Фантастический город удалялся от нас, утопая в наступающих сумерках. Снова высыпали в небе словно настоящие звезды. Мистер Бронкс тряхнул меня за плечо. Я вздрогнул. Движущаяся платформа завершила полный круг. Мы проехали всю перисферу. Надо было уходить, а не хотелось…