За все надо платить - [119]

Револьвер затрясся в руке Лукаса, но он продолжал целиться в детектива.

— Я не вернусь, — объявил он.

— Сэр, мне сказали, что вы адвокат. Вы прекрасно знаете, что вам же будет лучше, если вы согласитесь сотрудничать с нами.

Обнимая обеими руками детей, морщась от боли в колене, Кили смотрела на Лукаса. Он все еще размахивал револьвером, но в его глазах застыло отчаяние. Ей хотелось заговорить с ним, но она не могла произнести ни слова.

— Не делайте глупостей, мистер Уивер, — принялся уговаривать его детектив. — Просто сложите оружие, и мы во всем спокойно разберемся.

— Нет, — покачал головой Лукас. — Слишком поздно.

— Что он делает, мам?! — прошептал Дилан. — Он что, с ума сошел?

Стоило Кили услышать вопрос Дилана, как она вдруг обо всем догадалась. Ей стало ясно, что он собирается сделать. Несмотря ни на что, она не могла просто сидеть и наблюдать за всем этим, словно перед ней театральный спектакль. Опершись на подлокотники, она подалась вперед.

— Лукас, не надо!

— Поверь мне, Кили, у меня и в мыслях не было причинять боль тебе.

— Я вам верю. Прошу вас, остановитесь. Это не выход.

— Мне ничего не остается, — пробормотал Лукас.

— Неправда! Я выступлю свидетелем в вашу защиту. Расскажу о Марке, о его преступлении.

— Никто не поймет. Все равно он был моим сыном. Я убил его. И до сих пор не раскаиваюсь.

— Лукас, он был лжецом и предателем. Я об этом скажу. Люди поймут.

— А как насчет Морин? — горько спросил Лукас. — Думаешь, это они тоже поймут?

Морин… Ее беспощадный враг. Любовница ее мужа. Но ведь в конце концов Морин все-таки перестала преследовать Дилана, когда поняла, что это Лукас был с Марком перед его гибелью. Когда дошло до сути, Морин сделала честный выбор. Она хотела, чтобы Лукас заплатил за свое преступление, — и за это была убита. Что это было: мгновенный порыв? Временное помешательство? Возможно. Но суд все равно назовет это убийством. Это никак нельзя будет оправдать. Кили почувствовала, что не может больше выносить взгляда Лукаса, и опустила глаза.

— Положите револьвер, мистер Уивер, — вновь повторил детектив Бертрам. — Мы все это обсудим. Просто положите его на пол.

Лукас со вздохом взглянул на успокоившуюся поверхность воды.

— Я сам свершил правосудие. Я не собирался оставлять это на усмотрение закона. Но правила мне известны. Придется платить, — сказал он.

Кили сделала еще одну попытку.

— А как же Бетси? — воскликнула она. — Вы нужны ей! Не делайте этого! Хотя бы ради Бетси.

Эти слова на миг вытеснили обезумевшее выражение из глаз Лукаса, и они наполнились безграничной печалью.

— Расскажи Бетси, — попросил он. — Скажи ей, что я любил его больше жизни.

Кили все поняла. Она знала, о ком он говорит: о Прентисе.

— Вы могли бы сами ей сказать!

Лукас молча покачал головой.

— Прошу вас, Лукас, не надо! — умоляла она.

— Я стал тем, что мне самому всегда было ненавистно, — сказал он. — Надо с этим покончить.

Увидев, как он поднял револьвер, Кили закрыла глаза и обхватила обеими руками головы своих детей, заставила их пригнуться, чтобы они не смотрели. — Нет, мистер Уивер, не надо! — закричал детектив. Но было уже слишком поздно. Выстрел прозвучал приглушенно, потому что в последнее мгновение Лукас сунул ствол себе в рот. Полицейские бросились вперед. Послышался громкий всплеск.

Кили открыла глаза и увидела плащ Лукаса, раскрывшийся в бассейне подобно крыльям. Темные тонкие струйки клубились в зеленоватой воде вокруг жуткой кашеобразной массы, в которую превратился его затылок.

Эбби громко плакала и пыталась вырваться из-под руки матери. Дилана сотрясал неистовый озноб; он жался к ней, не поднимая головы.

— Он это сделал, мам? — хрипло прошептал Дилан.

— Да. Не смотри, родной мой.

Поднялась суета. Два офицера в полном обмундировании прыгнули в бассейн, тяжело побрели по воде к простертому телу и вытащили его на бетонный «фартук». Начались обреченные на провал попытки его оживить. Любопытные постояльцы мотеля, увидев полицейские машины и услыхав шум, высыпали в холл и стали заглядывать в помещение бассейна, но полицейский загородил вход. В конце концов тело Лукаса накрыли банным полотенцем, взятым с ближайшей тележки.

Офицер подошел к Кили и детям.

— Давайте-ка выбираться отсюда, — сказал он. — Идемте, мэм. Можете пока опереться на мое плечо. А потом посмотрим, что там у вас с ногой.

— Мои дети… — прошептала Кили. — Дилан, надень куртку. Ты весь дрожишь.

Дилан, не оглядываясь, подхватил с пола кожаную куртку и надел ее.

— Он умер? — спросил он.

— Да, — ответила Кили, стискивая его руку.

Еще один полицейский взял на руки Эбби и обернулся к Дилану.

— Ты-то сам дойдешь, сынок?

Дилан кивнул и поднялся на ноги, хотя его все еще бил озноб. К ним подошел детектив в штатском.

— Ты Дилан? — спросил он.

Дилан поднял на него усталый взгляд. Кили, опираясь на руку полицейского, поднялась и с тревогой взглянула на них обоих.

— Мы получили твое сообщение, — сказал детектив. — Молодец, быстро соображаешь.

Кили в растерянности перевела взгляд на сына.

— Сообщение? Какое сообщение?

Дрожащая, но горделивая улыбка тронула посиневшие от холода губы Дилана, осветила его бледное лицо.