За веру, царя и социалистическое отечество - [64]

– И нижние окна подобным образом защищены, – пояснил хозяин. – Если не головы, так носа точно лишишься.

– А сам пострадать не боишься? – поинтересовался Барков. – Сунешься по пьяному делу во двор, а тебя этим секачом хрясь – и пополам!

– На сей случай стопорное устройство имеется. – Хозяин покрутил какую-то рукоять, и нож уполз вверх, за притолоку. – Вкупе с предохранителем.

– Все у тебя, старый мерин, предусмотрено, – похвалил Барков. – Полезное изобретение. Не телескоп, конечно, но и не мухобойка. Сам француз Гийотен мог бы позавидовать.

– Чего ему завидовать… – Хозяин поскреб бороду. – Мы с Жаном давно в переписке состоим. Недавно я ему подробную схему этой машинерии с оказией переслал. Пусть себе пользуется на здоровье. И дрова можно рубить, и виноградную лозу, и даже стальной пруток.

– Не пойдет твое изобретение Гийотену на здоровье. Разве что от головной боли излечит, – буркнул Барков. – Но зато уж дров оно во Франции нарубит, это точно…

– А на каком языке вы изволите переписываться с другом Жаном? – поинтересовался Крюков. – На французском?

– Зачем же, на латинском… Я хоть академий, как некоторые, не кончал, – хозяин покосился на Баркова, – но имею правило до всего доходить своим умом. Надо будет, и французский превозмогу.

Тут в разговор вмешался Барков:

– Хочу, Михайло, представить тебе императорского механика Ивана Петровича Кулибина. Умница редкий, но и дуролом известный. Здесь он как бы в добровольном изгнании. Если понравишься ему, он и для тебя что-нибудь изобретет. Сапоги-скороходы, например…

– Наслышан неоднократно. – Крюков поклонился. – Более того, имел удовольствие хаживать в Питере по вашему знаменитому мосту.

– Стоит, значит, мост. – Похоже, эта весть обрадовала Кулибина.

– Куда ему деваться! Правда, некоторые петербуржцы, а также приезжие взяли моду вешаться на нем. Весьма, знаете ли, удобно. Да и место приятное, со всех сторон открытое. Сегодня повесишься, завтра уже в газетке про тебя пропечатают.

Кулибин, несколько последних минут с подозрением вслушивавшийся в доносившиеся со двора звуки, вдруг оттолкнул гостей и как был босиком, так и выскочил на снег.

– Кто же вам, упырям, позволил так над моим псом издеваться! – вскричал он, высоко воздев свечу. – Терпи, Ньютон, сейчас я тебя выручу!

Барков, глядя в спину удалявшегося приятеля, задумчиво произнес:

– Если мысль о преемственности научных поколений верна, надо будет при случае посоветовать сэру Джорджу Стефенсону назвать свою собачку Кулибой, что, кроме всего прочего, означает еще и плохо выпеченный пирог.

Крюков, как истый кучер, пусть и благородных кровей, завалился спать возле коней, прямо в деннике, благо сена вокруг хватало.

Зато Баркову и Кулибину было не до сна. Наспех перекусив анисовкой и черствым хлебом, они приступили к беседе, одновременно походившей и на научный диспут, и на воровской междусобойчик.

– Где обещанное? – многозначительно произнес Барков. – Все сроки вышли.

– Обещанного сам знаешь сколько ждут, – зевая, Кулибин рыкнул львом. – Года три, а то и больше.

– Дурака-то не валяй. – Барков сделал вид, что собирается обидеться.

– Ладно, готов твой заказ, – пробурчал Кулибин, еще не простивший гостям издевательства над любимым псом. – Я его пока в подполе схоронил.

– Довел, значит, до ума?

– Старался.

– В деле испытал?

– Прямо здесь маленько попробовал. – Кулибин кивнул на бревенчатую стену, имевшую такой вид, словно над ней изрядно потрудился жук-точильщик, да не простой, а величиной с палец. – Дом с таким орудием покидать опасаюсь. Времена нынче неспокойные.

– Кучность неважная, – сказал Барков, внимательно рассматривая издырявленную стену.

– А ты чего хотел? Это ведь не подарочный штуцер, который год собирают да два полируют. В спешке все делалось, сам знаешь.

– Как остальное? Патроны не клинит?

– Сначала клинило, да с этим я справился… Ствол сильно греется. Пришлось его в жестяной кожух упрятать, куда вода заливается. Весу, конечно, добавилось.

– Как-то я про это не подумал…

– Дело плевое… Вот с патронной машиной намучился – это да! А остальное терпимо.

– Гильзы из меди делал?

– На медь средств не хватило. Пока катаное железо приспособил. В Туле еле добыл. Трижды туда мотался, животом рисковал. С патронами мне туляки крепко помогли.

– И как там город Тула?

– Стоит себе. Попробуй к ним сунься! Царских заводчиков они прогнали, а мятежников и близко не подпускают. Собираются свое собственное государство учредить. Тульскую заводскую республику. В правители французского маркиза Лафайета метят.

– Почему именно его?

– Молодой, бравый, ушлый, ревностный и в пушках разбирается.

– Не лучше ли кого своего поискать? Есть у нас в России такой Алексашка Аракчеев. Годами, правда, еще весьма юн, но задатки редкостные. И бравый, и ревностный, и ушлый, а в пушках просто души не чает. С людьми, правда, крут, так тулякам ведь нужен правитель, а не повивальная бабка.

– То не мои хлопоты! Я по императрице ежечасно слезы лью. Кажется, обыкновенная баба, проклятье рода человеческого, сосуд диавольский, а ум имела поистине государственный. Огромадный ум…

– Да и дразнилку соответствующих размеров, – как бы между прочим добавил Барков. – Одаренная личность. Кругом сокровища имела. И на плечах, и между ног.