Она вздохнула и протянула руку, чтобы погладить его по руке.
— Я хочу, чтобы тебя посетило озарение. Ты заслуживаешь этого.
— Не вполне. Послушай, птичка, будем честными. Я уважаю вашу веру, но она — не моя. Для меня поведение Сигманианца, ну, скажем, представляет интерес. Проблему эту разрешат рано или поздно. Он, вероятно, не мыслит так, как мы, но что можно ждать от нечеловеческого разума? Возможно, какой-нибудь смышленый парень найдет ключ, и, когда мы войдем в дверь, могу поспорить, контакт возникнет на удивление быстро.
— Если только Он не оставит нас. Навсегда.
Скип кивнул, его приподнятое настроение померкло. Опасения относительно такой возможности возникали довольно часто за месяцы тщетных попыток, которые перерастали в годы. Не предпринимал ли корабль частых путешествий еще куда-нибудь, по большой траектории к соседним планетам, со скоростями, которых не могут достичь ничтожные творения человека, осваивающие космическое пространство всего лишь половину столетия — да, иногда выходя на орбиту самого Солнца, достаточно близкую, чтобы радиация уничтожила человеческий звездолет — команда и так давно бы была мертва — может быть, такой путь наконец приведет не к Земле через несколько недель, а к пропасти в бесконечность.
То, что чудеса техники могут справиться с этим, без участия человека, было ужасным, маловероятным. Возможность путешествия к звездам теперь подтверждена опытом. Но сегодняшнему поколению в этом отказано. Возможно, это отречение переживет человечество. Скип, который всегда таскал с собой книжки в бумажных переплетах и находил неподходящее время для их чтения, видел, что многочисленные сомнения ученых относительно машинной цивилизации, ограниченной единственной обитаемой планетой, переживут не одно столетие.
— Боюсь, что может быть и так, — сказал он. — Как долго хватит терпения у парня, будь это он, она или оно, находить с нами общий язык, как долго мы можем ожидать, в пределах разумного, конечно, что это ему не надоест?
— Вся беда в том, — сказала Урания, тронутая его искренностью, — они делают слишком ограниченные попытки контакта. В основном, посылая ученых, некоторых официальных лиц, бюрократов и журналистов. Больше никого не приглашают в этом участвовать. Неужели никому и в голову не приходит, что, возможно, Сигманианец ищет не общения, а общества?
— Неужели ты ни минуты не можешь прожить без последнего? — Скип позволил вовлечь себя опять в разговор, который ни коем образом не входил в круг его интересов в настоящий момент, и казался несколько скучным.
— Мне пришло в голову, что Сигманианец просто не проявляет к нам никакого интереса. Кроме вежливого, полагаю, это стоит признать. Но, возможно, у него нет таких же мотивов поведения, эмоций, целей, таких, как у нас. Хотя, черт побери, если думать, что они являются существами, которые построили космический корабль, как мы и надеемся, это говорит всего лишь о том, что это — единственное, что послужило причиной этого путешествия. Если…
Его рот остался открытым, вилка с грохотом выпала из руки на стол, и он издал вопль, от которого у Урании побежали мурашки от страха с головы до ног.
Спустя неделю корабль вернулся к своей обычной земной орбите. Спутники с людьми на борту сообщили, что он в течение часа облетел Землю, покрытый рябью световой радуги. Это означало, что Сигманианец хочет встречать гостей: это был почти единственный сигнал, который, как полагали люди, был недвусмысленно расшифрован. Поскольку эти приглашения никогда не продолжались больше нескольких дней, космический корабль и его команда находились в постоянном состоянии готовности, в соответствии со схемами, которые раньше были предметом яростных споров ученых и политиков. Теперь задания давались на несколько более рациональной основе.
«Не слишком-то это говорит о благородстве хомо сапиенс», — размышляла Ивон Кантер. (Тем временем она облачалась в рабочий комбинезон, брала сумку, которую она всегда держала наготове, закрывала свою квартиру, ехала на лифте пятьдесят этажей вниз к городскому гаражу, устанавливала лоцман своего автомобиля на маршрут базы Армстронга, зажигала сигарету и пыталась расслабиться. Ей это не удалось.) Три года разочарований унесли большую часть престижа, профессионального и международного, не считая, что она лично сошла со сцены. Кроме того все, что происходило, было полностью записано всеми возможны-; ми способами и предано гласности. Нельзя было размышлять об этом в удобной уединенности собственного кабинета и иметь шанс опубликовать статью, в то время как эти бедняжки-репортеришки потели, собирая эту грязную информацию по мельчайшим крупицам.
Это они так думают, говорила себе Ивон. С тех пор они стали сомневаться. Но в этот раз — о, в этот раз, возможно… Кровь часто запульсировала в ней.
Улицы Денвера были полупустыми в пять часов дня. Компьютеры Дорожного Контроля направили автомобиль из города краткой командой. Когда их электронные предписания больше не светились на пульте, лоцман открыл топливные отсеки до максимума, пока электроника громко не взвыла, и автомобиль совершил пробег еще трехсот километров за девяносто минут. Ивон едва замечала, как быстро проносился мимо однообразный и сельский пейзаж, не заметила она и широко раскинувшийся комплекс, к которому она наконец подъехала.
