Из-под брони то тут, то там по всему телу располагались убирающиеся щупальца, похожие на усики бабочки. Предположительно, они служили сенсорами, но, кроме безошибочно определяемых глаз, их функции оставались неясными.
Пластинки панциря все время блестели не просто от влажности, но и от капель слизи, которые, как предполагалось, должны были быть экскрементами.
Ивон сдерживала свое отвращение достаточно неплохо.
— Привет, — сказала она. Ее улыбка, она знала, была совершенно бесполезной.
Масса протиснулась через решетку, пока два из ее темных глаза на ножках не уставились прямо ей в глаза. Туман клубился позади, водяные капли проступали на листьях, капали и танцевали среди них, как крошечные звездочки.
Сигманианец загудел. Как будто звук проходил через купол. Автоматически стали записываться фонограммы. Ивон подумала, сколько тысяч человеко-часов будет затрачено на него. Она и сама внесла немалый вклад в это.
Перед ней располагалась консольная конструкция, от которой бежал провод назад к звуковому синтезатору, который был там установлен. Он мог репродуцировать элементы речи Сигманианца, если эти шумы были речью в любых сочетаниях. На этот раз синтезатор не ответил Сигманианцу, и, казалось, он хотел как можно скорее заставить Сигманианца убраться восвояси.
Ивон освежила свою память, взглянув на свои записи, приколотые к пульту управления, и нажала на первую фразу, которую она планировала. Раздался звук струны, резкий дребезжащий бас с одновременным щебетаньем и свистом.
Сработает ли это? У нее сильно забилось сердце.
Глаза на ножках Сигманианца остались неподвижными.
Ивон проиграла вторую фразу. Широко раздвинулись лапы. Создание показывало большую реакцию, чем в предыдущих попытках. Ивон подождала, пока звуки утихнут. Она вытащила из своих бумаг, приколотых к пульту управления, первую серию фотографий и рисунков. На них был изображен обнаженный человек. Она проиграла фразу снова.
Небольшая вариация этой фразы сопровождала рисунок женщины. Третья вариация была связана со смешанной группой. Сигманианец выпускал свои щупальца одно за другим. Неужели он наконец-то понял замысел? Понял ли он, что она предлагала ему слова «человек — мужчина», «человек — женщина», «люди»?
Сигманианец издал звук, похожий на вибрирующее «р», и удалился. Ивон ждала, голова у нее кружилась. Сигманианец быстро вернулся, таща небольшой круглый предмет. Проектор! пронеслось у Ивон в голове. О Господи, Господи, он не приносил его более двух лет!
В воздухе возникли трехпространственные разноцветные переплетающиеся друг с другом формы, кривые, прямые линии. Они подвергались изменениям, сложным и красивым, как бегущая вода. Тем временем Сигманианец пыхтел и ревел, махал щупальцами, как в балете, и выдал тонкую струю желтой жидкости.
Ивон покачала головой. Разочарование было подобно удару в солнечное сплетение.
— Я не понимаю, — произнесла она пересохшими губами.
Сигманианец остановился. Наступило напряженное молчание. И тогда, убрав большинство из своих щупалец, он отрегулировал проектор на красную полосу, конец со стрелкой которой указывал на него самого. Он подождал. Она взяла аккорд. Сигманианец повторил его. Полоска указывала теперь на нее. Она дала ему прослушать звуки, которые соответствовали слову «женщина», и услышала, как он их повторил.
На секунду она потеряла сознание. Она очнулась от этого полуобморочного состояния, слабо всхлипывая, но торжествующе. Спустя три года чужеземец был готов помочь создать общий язык.
Ивон обернулась, когда вплыл скафандр ее товарища по команде. Черт побери! — была ее первая реакция. В пылу своих достижений она почти позабыла, что Вань Ли должен был присоединиться к ней. Тогда она поняла, что дрожит от напряжения, а пот, который промочил ее одежду, давал запах, которого нельзя было ожидать от женщины.
Может быть, Сигманианцу тоже был нужен перерыв. Он зажал оптический проектор между двумя стойками, которые поднимались с палубы точными спиралями, и поплыл в цветы. Тотчас же листья начали дрожать и хрустеть, он задел их, как часто это делал.
Ивон не стала раздумывать, для чего он это делает.
Дрожащими пальцами она собирала свои записи. Она подошла к магнитофону, на котором были записаны звуки, и стала нажимать клавиши, проектируя на экран последовательные фонограммы слов.
— Добрый день, доктор Кантер.
Ее рабочий порыв утих. Она не могла сдержаться даже перед человеком, которого она недолюбливала. Он снял скафандр и теперь висел рядом с ней, слегка держась за поручень. Она обняла его, чуть не свалив с ног, и прокричала ему в ухо:
— У меня получилось! Мы победили! У нас есть ключ!
— Что? — Его обычная невозмутимость пропала до степени открытого рта и расширившихся от изумления глаз. — Вы уверены?
Она отпустила его.
— Десять слов за этот последний час, — весело сказала она, — Мы повторяли их снова и снова, еще раз удостоверяясь, что тут нет ошибки. Смотрите, нет слушайте, я еще раз прокручу пленки, а вы можете посмотреть в мои записи и фонограммы — вот рисунки различных людей, цветов, одежд, зда… сам Сигманианец не сможет их перепутать… и я каждый раз получала одинаковый набор звуков при показе рисунка «человек — мужчина». — Пульт управления выпал у нее из рук и уплыл вне досягаемости.
