Нашлась мне и помощница - Клара, кто только звал ее. Не столько дело делает, сколько за мной следит. Уж я ее почти гоню от себя, ни на шаг не отходит. Но не на такую напала, в конце концов я и ее провела как миленькую. Норму сделала рано, потом сразу побежала к учетчикам. Пусть, думаю, только попробуют талон не дать. У учетчика при виде меня чуть не глаза на лоб. Понимаете, у них там правило: вот есть поле, намеченное на сегодняшний день, и пока оно не убрано, никто с него не уходит. Да только я к учетчику пристала, как клей, дал он мне талон, никуда не делся.
- Из своего кармана, что ли, даешь? Что за люди, не понимаю...
Остальные, когда я пришла, уже ужинали. Меня не пригласили, но я ничего, уселась рядом с одним парнем, Шерзодом, будто так и надо.
- У вас до скольки магазины работают? - спрашиваю. А говорить мне трудно, потому что я в это время уже салат жую.
Шерзод, бедный, то ли от вопроса моего, то ли еще отчего, покраснел, сказал, даже головы не поворачивая, так уж они, видно, между собой договорились, со мной не общаться:
- До десяти. Если сейчас пойдешь, успеешь. А я назло говорю громко так, на весь зал:
- Спасибо, Шерзод, ты настоящий друг! - и по плечу его похлопала. И расхохоталась еще громче, хотя на душе было совсем не весело. Кроме меня никто не улыбнулся, все в свои тарелки уставились.
Я встала, по пути спросила у Клары, можно ли взять одно из ее платьев, та, конечно, как язык проглотила. Ничего, молчание - знак согласия, подумала я. Надев розовое ее платье (то, которое она мне в первый день давала, уж очень оно мне понравилось), спустилась я вниз. Вижу, стоит Алишер, вид у него усталый и очень расстроенный.
- Агрегат остановился, - объявил он чуть не плача. - Весь сегодняшний хлопок на свалку пошел. Никак не можем исправить!
Странно, я даже не испугалась в первый момент. Первая мысль была: ну вот, теперь Алишер со мною в город не сможет пойти. Тут все, конечно, побежали к испорченному агрегату, и я с ними, и, чувствую, мне потихоньку не по себе делается. Но кричу:
- Что случилось? Что случилось? - будто вообще никакого отношения к этому делу не имею.
Все толпою окружили вскрытую квадратную трубу, где в глубине отчетливо виднелись мои камни. Казалось, никто глазам своим не верил, булыжники мои даже руками трогали. А потом посмотрели в мою сторону.
Я стала отходить, отходить, а они все смотрят и смотрят и ни слова не говорят. Я тогда не выдержала:
- Чего, ну чего вытаращились, человека не видали? Ну, я это, я камни положила, ну и что? Специально, да! Они все молчат и молчат.
- Да вы посмотрите, - кричу, - вы посмотрите на себя! Чем вы меня-то лучше? Вкалываете за свои талоны на шмотки! Подумаешь, кормят вас как на убой! Да по мне моя телогрейка драная в тыщу раз лучше курток ваших распрекрасных, да! И не нужно мне ничего, я сама уйду!
Ни упрека, ни бранного слова не услышала я от них. Уж лучше б побили. Всю ночь я просидела на краю поля, обхватив коленки руками, и смотрела, как они с фонариками добирают мою норму.
А когда рассвело, я поднялась с места и побрела к лосьмой карте, указанной Алишером. Меня никто не гнал, но чувствовала я себя позорно выгнанной. По знакомой тропке пришла на поляну. Снова был неправдоподобно яркий солнечный свет, снова дрогнул мир, и вот - те н;е камыши передо мной. Я прошла сквозь них и увидела поле, в котором, несмотря на урочный час, не было ни души. А потом я заметила еще кое-что.
На мне, уже смятое и порванное в нескольких местах, все еще было розовое, такое красивое платье Клары.
