За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас? - [25]

Но в данный момент мы меняем систему с определенным и утвержденным чувством гражданской ответственности на систему, лишенную каких бы то ни было этических принципов. «Большая доска» стирает грань между редакторскими решениями и коммерческой стороной предприятия. Google и другие компании пытаются разобраться с последствиями этих изменений, однако большинство персонализированных фильтров не дают никакой возможности придать приоритет темам действительно важным, но собирающим меньше кликов. И в конечном счете лозунг «Дайте людям то, чего они хотят» оборачивается хрупкой и пустой гражданской философией.

Однако стена фильтров меняет не только наши подходы к обработке новостей. Она еще и влияет на наш образ мышления.

Глава 3 Общество амфетамина

…едва ли возможно переоценить значимость… вступления людей в контакт с другими людьми, находящимися в иных условиях и имеющими иные убеждения и привычки… Такое общение всегда было одним из главных источников прогресса, особенно в нашу эпоху[157].

Джон Стюарт Милль, английский философ и экономист

Способы совершения некоторых из самых важных индивидуальных открытий напоминают скорее движения лунатика, чем логику электронного мозга.

Артур Кестлер, «Лунатики»[158]

Весной 1963 года Женева кишела дипломатами. Делегации из 18 стран прибыли на обсуждение договора о запрете ядерных испытаний, и в десятках кабинетов по всей швейцарской столице проходили совещания. После одной из дискуссий между американскими и российскими делегатами молодой сотрудник КГБ обратился к 40-летнему американскому дипломату по имени Дэвид Марк. «Я новичок в советской делегации и хотел бы с вами поговорить, — прошептал он Марку по-русски. — Но я не хочу говорить здесь. Хочу пообедать с вами»[159]. Доложив о контакте коллегам из ЦРУ, Марк согласился, и мужчины назначили встречу в местном ресторанчике на следующий день[160].

В ресторане сотрудник КГБ, Юрий Носенко, объяснил, что попал в передрягу. В первую свою ночь в Женеве он выпил лишнего и привел в номер проститутку. Проснувшись, он, к своему ужасу, обнаружил, что его неприкосновенный запас — примерно 900 долларов в швейцарских франках — исчез. В 1963 году это была немаленькая сумма. «Мне нужно возместить эти деньги, — сказал Носенко. — Я могу поделиться с вами информацией, которая будет очень интересна ЦРУ. Я хочу лишь вернуть свои деньги»[161]. Они устроили вторую встречу, на которую Носенко явился в явно нетрезвом состоянии. «Меня облапошили, — признавал потом Носенко, — и я был вдребезги пьян»[162].

В обмен на деньги Носенко пообещал шпионить для ЦРУ в Москве, и в январе 1964 года он встретился напрямую со своими кураторами из ЦРУ, чтобы обсудить свои находки. На сей раз у него были важные новости: он утверждал, что нашел досье КГБ на Ли Харви Освальда и что в нем нет никаких намеков на то, что СССР заранее знал об убийстве Кеннеди. Это могло поставить крест на версии, что в убийстве замешаны советские спецслужбы. Носенко был готов поделиться более подробной информацией из этого досье, если ему позволят бежать в США и поселиться там[163].

Предложение быстро передали в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли. Казалось, это может стать колоссальным прорывом: прошло лишь несколько месяцев с момента убийства Кеннеди, и установление организаторов было одним из главных приоритетов управления. Но как узнать, говорит ли Носенко правду? Джеймс Энглтон, один из ведущих агентов, работавших с Носенко, был настроен скептически[164]. История могла быть ловушкой или даже частью глобального плана, позволяющего сбить ЦРУ со следа. После долгих дискуссий агенты согласились, чтобы Носенко бежал в США: если он врет, то это покажет, что СССР действительно знал что-то об Освальде, а если он говорит правду, то сможет быть полезен контрразведке.

Выяснилось, что они ошибались дважды. Носенко прибыл в США в 1964 году, и ЦРУ составило развернутое, подробное досье о своей новой добыче. Но практически с самого начала, как он стал давать показания, возникли нестыковки. Носенко заявлял, что закончил школу КГБ в 1949 году, но по документам ЦРУ выходило иное[165]. Он утверждал, что у него нет доступа к ряду документов, к которым сотрудники КГБ его уровня должны были иметь допуск. И почему же этот человек сбежал из России, но оставил дома жену и ребенка?

У Энглтона стали появляться новые подозрения, особенно после того, как выяснилось, что приятель Юрия Ким Филби, с которым они не раз выпивали, — советский шпион. Ему стало ясно, что Носенко — это приманка, которая должна снизить ценность данных, полученных управлением от другого советского перебежчика. Показания стали снимать более интенсивно. Носенко отправили в одиночное заключение, где его несколько лет подвергали суровым допросам с целью сломать его и выудить признание. За одну неделю Носенко проходил тесты на полиграфе в течение 28,5 часа[166]. Но сломать его не удавалось.

Но не все в ЦРУ считали, что Носенко — подсадная утка. И по мере выяснения новых подробностей его биографии становилось все более вероятно, что этот человек — никакой не профессиональный шпион. Отец Носенко был министром судостроения и кандидатом в члены ЦК КПСС, и в СССР существовали здания, названные в его честь. Когда юный Юрий попался на воровстве, будучи студентом военно-морского училища, и его избили однокашники, его мать жаловалась самому Сталину; некоторых из его обидчиков отправили в наказание на фронт