За стеклом - [7]

Вот мы и сдабривали.

В какой-то момент, мой друг, Саша, не закончив фразы про очередной порог и опасный момент, в результате которого мог перевернуться рафт, а четверо седоков стали бы скрести бедовыми головами черные карельские валуны… не закончил и упал, растянулся прямо в проходе вокзального здания.

Ну, упал и упал. Или, как говорят в сельской местности: упал и хватит.

На рассвете, на вокзал стали подтягиваться не только туристы, но и местные жители, в основном, фермеры, продающие продукты своего крестьянского труда в соседнем городе.

Все это время, Саша «сладко» спал на полу. Мимо его головы прошли сотни ног. Туристические ботинки, кроссовки, сандалии, сапоги, галоши, – это с той стороны, где был проход, а с другой, где была стенка, кто-то поставил велосипед. Кто это был и зачем было ставить велосипед именно туда, я не знаю. Да и какая разница. Скорее всего, кто-то из местных жителей приехал на нем и оставил на день, чтобы потом забрать вечером.

Сам по себе велосипед был не совсем обычным. Видавший виды, – это еще мягко сказано. Как будто, символ самого вокзала и города, обшарпанного, старого, проглотившего тысячи человеческих жизней, видевший паломников, раскулаченных, заключенных, просто людей, ищущих лихой судьбы или прячущихся, в лесах этого сурового края. Местами ржавый, со стершейся краской, с одним оставшимся, кривым, ни к чему не нужным, перекошенным крылом и желтыми ручками, в которые въелась чернота от рук его владельцев за много лет.

Ворочаясь в дурманном сне, Саша трогательно и крепко обнял этот велосипед, одну руку пропустив через ржавые, заляпанные слякотью, спицы колеса, а ногу перекинув на заднюю вилку. И пока спал, плотоядно пожевывая губами, все чувственней и проникновенней сплетался с этим объектом крестьянского транспорта. Под утро, уже всем телом, вжавшись в искалеченную временем, раму, поерзывал тазом в недвусмысленных эротических движениях. Мы все понимали: парень на две недели лишился женского вниманию. И тут, во сне… хоть и велосипед…

Только лишь открыв глаза, пару раз хлопнув пушистыми ресницами, в полном непонимании, Саша истошно заорал: Велосипед, нет… это был велосипед! Нет! Ни за что, не надо… это был велосипед. Нет, нет, нет…

И так еще минут десять, без остановки. Мы испугались белой горячки или падучей у нашего юного покорителя водных глубин.

Но, причины такой реакции были куда прозаичней. Парень, сам поступивший в МГУ, родившийся и живущий в центре Москвы, в семье, где папа читает за завтраком Financial Times… ночевка на грязном вокзале, соитие с велосипедом… это было, было… не совсем обычной чередой событий в его жизни. Outstanding – английское слово, которое, пожалуй, выражает то, что случилось с ним, в прямом и переносном смысле.

Мы применили разные процедуры для возвращения нашего молодого «техно-сексо» героя в более-менее спокойное состояние. Начали с умывания, продолжили присказками, что «велосипед – это всего лишь велосипед», ну а закончили, разумеется, выбором порции алкоголя для возврата «утратившего разум» – в наши ряды.

Изумруд деревьев Карелии, пороги седьмой (из десяти) ступеней сложности, памятники погибшим на некоторых из них, трогательно смастеренные из разбитых рафтов и каяков. Медвежья лежанка, по виду, только что оставленная ее владельцем, которая заставил нас собрать лагерь за рекордное время…

Когда, спустя, почти уже двадцать лет, участники всего этого, собираются, чтобы вспомнить, вы думаете, мы вспоминаем, в первую очередь, все эти красоты!? Нет, конечно. Мы вспоминаем Сашино «братание» с велосипедом, на время, в бредовом сне, превратившимся для него, в прекрасную… не знаю, кого… может быть, Карельскую русалку!?

Всякий раз, проходя мимо кафе в центре, у входа которых часто стоят «артовые» велосипеды, искусственно состаренные и ржавые, я думаю о том, как бы Саша мог растянуться здесь, на мостовой, осуществив с ними, соитие.

Так действует алкогольное «застеколье», которое дает кривизну, подмену понятий, обесценивание более настоящего и проникновенного, в угоды смешному и нелепому, зато содержащему воспоминания пьяных «эскапад».

Я не побоюсь и скажу, что, во многом, алкоголики пьют ради того, чтобы потом об этом рассказать. Через кривое зеркало, потертое стекло, мутное, заплеванное… а в конце, если не начать работать со своей зависимостью, то и разбитое.

Недавно, я услышал очень хорошую метафору: для одних – ты алмаз, для других – стекло. То, что остается от первого и второго, и есть ты сам.

Красивое сравнение. И правильное. Алмаз или стекло – не важно. Важно, что оба материала – прозрачны, насколько это возможно.

Прозрачным, насколько это возможно. Я думаю, таким должен быть настоящий мир. И ведь он такой и есть, пока мы сами не замутняем, не царапаем то, через что, смотрим.

***

У алкоголика много помощников. Людей, которые помогают ему выпить и оправдывают это. Более того, алкоголик намеренно окружает себя такими людьми.

И поскольку, сменить окружение очень сложно, как и не всегда, нужно, то я рекомендую объявить всем друзьям и знакомым, что вы серьёзно решили работать со своей зависимостью.