За синей птицей - [47]
— Вот, Мариша, Галя Чайка книгу в библиотеке достала. Говорит, здорово там интересно. Про фею, как в нее влюбился молодой парнишка, и как она над ним насмеялась и он от любви зачах. Ты давай читай — вся бригада просит, а мы будем вязать. Дадим норму — как из пушки! Верно, девочки?
Девочки дружно крикнули:
— Ве-ерно!
— Сначала надо работу раздать, — сказала Марина, — и посмотреть, кто умеет вязать, а кто нет. Поднимите руки, кто не умеет вязать?
К удивлению Марины, не поднялась ни одна рука.
— Вы что же, все умеете? — недоверчиво посмотрела она на своих питомиц.
Послышался приглушенный смех, а Лида поспешно сказала:
— Все умеем, Мариша. Будь спокойна. Хоть не очень хорошо, но умеем. И я, и Рыбка, и вон Галя Чайка…
Взгляд Марины проследил за рукой Лиды и задержался на Гале Светловой, сидевшей немного в стороне от остальных, у окна. Светлова заметила это и отвернулась.
— Будет сегодня норма! — повторила Лида.
— Сомневаюсь… Ну, да дело пока не в норме. Хоть работать начинаете, и то ладно.
Девчонки подходили к столу, получали от Марины клубки шерсти, а Вартуш подбирала им спицы или крючки.
— Ах, какие сознательные стали, — тихо посмеиваясь, говорила Вартуш. — Смотрю на вас — душа радуется… Сколько сегодня сделаешь, Клава-джан? — спросила она у Смирновой.
— А сколько потребуется, столько и дам! — блеснула черными глазами Мышка. — Вчера нам капитан что говорил: вы девушки сознательные, умные, и руки у вас золотые… И если, говорит, захотите…
— Что врешь? Ничего он этого не говорил.
— Тебе не говорил, а мне говорил!
— Что тебе вчера можно было говорить, когда ты каждую минуту по пять раз чихала.
Вошла Маша и, задержавшись в дверях, обвела глазами всех, кто сидел и стоял в комнате.
— Так… — сказала она и прищурила глаза. — Так, значит…
— А мы сегодня норму дадим! — с вызывающим видом сказала ей Мышка.
— Все треплетесь, — отрывисто бросила Маша. — Не надоело еще?
— Машенька, Соловушка, не сердись, тебе не идет, — нежно проговорила Нина Рыбка. — Скажи лучше бригадиру, пусть книжечку читает. И ей спокойнее, и нам польза…
— Смотрю я на тебя и думаю: почему тебя Рыбкой прозвали? Лисичкой надо было…
— Хотели назвать Лисичкой, — проворковала Нина, — да вот только вороны подходящей рядом не было. А какая же лиса, если нет вороны с сыром?
Это почему-то до такой степени рассмешило девчонок, что они все, даже Галя Чайка, стали неудержимо смеяться, повторяя: «вороны не было…», «лиса…», «сыр!».
— Не к добру развеселились, — предостерегающе сказала Маша, когда они немного успокоились.
«Истерички… — подумала Марина, — все у них так: от смеха к слезам, от слез к восторгам. Никаких переходов, одни крайности».
Она подошла к Нине Рыбке, чтобы посмотреть, так ли хорошо владеет она спицами, как говорила.
— Ты действительно вяжешь спицами? — удивилась она, видя, как маленькие пальцы Нины набирают «резинку».
— Я могу чем угодно, хоть веником, — Нина подмигнула сидящей рядом Клаве.
— А чего ты ходишь, контролируешь? — Клава недовольно покосилась на Марину. — Не доверяешь, что ли? Сядь, Христа ради, не торчи перед глазами!
— Должна же я посмотреть, кто как работает.
— Ну, посмотрела и иди смотри дальше… А вообще-то сядь да читай про этого парня.
Марина пожала плечами, но спорить не стала. Она обошла всех и убедилась, что плохо ли, хорошо ли, но бригада ее начала свой первый трудовой день.
Сев на свое обычное место у стола, она взялась было за крючок, но Нина Рыбакова снова стала упрашивать, чтобы она начала читать. Марина открыла книгу и, сначала монотонно и невыразительно, а потом все больше и больше увлекаясь, стала читать девушкам о юноше Марко, полюбившем прекрасную фею.
«И даже о таком, как капитан Белоненко, не споют песен и не расскажут сказок… потому что о нем никто и ничего не знает…» — это пришло в голову Марине неожиданно, но, раз вспомнив о Белоненко, она уже не могла не думать об этом человеке. Марина видела перед собой его лицо, в котором, кажется, и примечательного ничего не было, разве только упрямый и смелый росчерк бровей да зеленовато-серые глаза, которые умели быть и внимательными, и холодными, и суровыми, и все понимающими. Она слышала его голос: «…Пробовать вы не будете. Вы будете сразу работать…» Голос звучал требовательно, и глаза смотрели жестко. «Как же все мы допустили, чтобы они стали сбродом?..» Он смотрит на Марину пытливо, и голос звучит словно издалека. «Кем вы считаете себя сейчас?..» «Если через тридцать минут барак не будет приведен в порядок, я выпишу вам трое суток…».
Но какой же он настоящий? Каким он бывает дома?.. Есть ли у него семья? В самом деле, почему она так и не знает, есть ли у Белоненко жена? Кажется, Маша говорила, что у него никого нет, кроме старой тетки.
Марина вздрогнула. Циничные слова хлестнули ее, как удар хлыста. Она вскочила.
— Кто поет?!..
Что-то подвернулось под руку. Марина с размаху ударила этим предметом по столу. Сухой звук прозвучал, как выстрел. Частушка оборвалась. Стало тихо.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.