За синей птицей - [45]

Любку пересадили в служебное помещение, а Даша Куликова сразу же по прибытии на новый лагпункт немедленно была посажена новым своим начальником в карцер. Начальник был не склонен разбираться в мотивах, заставивших Куликову нарушить лагерный режим и учинить мордобой в теплушке. О том начальнике Даша Куликова отзывалась коротко: «Чурка с глазами». Потом Дашу направили к Белоненко, где она сразу же попросила капитана дать ей бригаду: «Чтоб было по-моему, а не по-ихнему», — заявила она.

— Я тебя спрашиваю, что ты вяжешься к ней?

Куликова легонько взяла Нюрочку за плечи и, сделав общеизвестный жест коленкой, заставила ошеломленную бабенку пробежать по инерции несколько шагов.

— Лягуша накрашенная. За мужика отца с матерью продаст… А ты плюнь ей в рожу, если будет лезть со своим Мишанькой.

Даша подошла к столу, где сидела бригада Вороновой, и, найдя Лиду Векшу, что-то шепнула ей. Лида поднялась из-за стола, и обе они направились к двери.

— Ты куда, Лидка? — окликнула ее Маша.

— Со мной пойдет. Дело есть, — отозвалась Куликова.

Завтракали с аппетитом.

— Вот как…. Что значит попоститься. Всё уминают, — одобрительно сказала Маша. — Видно, все тряпочки кончились — менять нечего.

Марине было уже известно, что, несмотря на все запреты, на обыски, обязательные при выходе бригад за зону и при возвращении в зону, на строжайшее запрещение выносить с территории лагпункта вещи «с целью обмена на продукты», этот обмен происходит чуть не ежедневно. Как удавалось бригадам, работающим за зоной, обманывать бдительность дежурных, какие тайные тропы они находили для того, чтобы где-то там в лесу или на картофельном поле, под носом у стрелков, встретить «вольняшку» — какую-нибудь тетку из соседней деревни — и получить от нее стакан самосада или пол-литровую банку пшена, — для неискушенной Марины Вороновой было тайной.

Заметив, что Лида вышла из столовой с Дашей Куликовой, она спросила Машу, не собирается ли рыженькая Векша произвести очередной обмен и не даст ли это возможность двум-трем девчонкам опять не явиться к обеду или к ужину.

Маша махнула рукой:

— Какие там у них тряпки! Спасибо, что их здесь одели-обули… Нечего им менять. А воровать по баракам… это им только раз удалось. У нас дневальные — как милиционеры на этот счет. Да и не пойдет Дашка на «темные» тряпки.

«Темными» в лагере называли ворованные вещи — это Марина уже знала.

В столовую пришла опоздавшая бригада, начался спор из-за столов, потом надо было раздавать кашу — по распоряжению капитана несовершеннолетним с сегодняшнего дня будет даваться к завтраку дополнительное блюдо — ложка каши или котлета, больше похожая на лепешку, слегка подсушенную в духовке, чем на изделие из мясного фарша. Кстати, «котлеты» были тоже из каши.

Неожиданное подкрепление вызвало оживление среди девчонок, они даже крикнули «ура!», и Марина забыла о Лиде Векше и Даше Куликовой.

А бригадир сельхозбригады говорила тем временем Лиде:

— Вот так, детка… Поняла? Но чтоб Маше Соловью — ни слова. Если догадается — все пропало. Мы же в дурочках и останемся. Дело это надо провернуть тонко… Бегайте туда осторожненько. Поняла, где местечко?

— Так ведь все равно узнают, — возразила Лида, но лицо ее уже сияло от предвкушения будущей операции.

— Факт — узнают! Да уже поздно будет — хочешь узнавай, хочешь нет, а дело сделано. Ну, иди, девочка, да смотрите, чтоб дело выгорело.

Лида уверила Куликову, что все поняла и «дело провернут на все сто», подпрыгнула от удовольствия и побежала обратно в столовую, где только что произошел небольшой инцидент, не замеченный ни Мариной, ни Машей, но имевший свои последствия, когда бригада, доев «котлеты», стала проталкиваться к выходу.

Там всегда была толкучка, и, конечно, Марина не обратила внимания на то, что Нюрочка была каким-то образом оттерта от своих группой девчонок и ее, стиснутую со всех сторон, вытолкали на крыльцо, где снова окружили и прижали к стенке — буквальным образом. Лида Векша подбежала к крыльцу в тот момент, когда ее приятельница Нина, придерживая Нюрочку руками у стены, спрашивала ее сладким голосом:

— Значит, тебя Анной Петровной звать?

Нюрочка беспокойно озиралась — чуяла недоброе, хотела освободиться от тесного кольца девочек, но они стояли «мертво», и кто-то еще предупредил: «Не вздумай пикнуть — хуже будет».

— Мы же с тобой, Анна Петровна, по-хорошему… — ласково мурлыкала Нина Рыбка. — Ты хоть и назвала нас подзаборницами и побирушками, но мы тебе худого не желаем… Девочки, кто слышал, как Анна Петровна подошла ко мне и прошипела, что мы подзаборницы и побирушки? Все, девочки, слышали, верно? Видишь, Анна Петровна, все пацанки слышали, все подтверждают…

— Отвяжись ты от меня, пропусти… — на лице Нюрочки через румяна проступил пятнами естественный румянец.

— Так нам с тобой чикаться тоже времени нет. Мы хотим тебе пару ласковых сказать, чтоб ты до конца срока помнила, какие мы подзаборницы, — это раз. И чтобы бригадира нашего не цепляла — это два. Кипяточек в бане не только в твоей шайке будет, это ты тоже учти…

— Рыбакова! В чем дело? — услышала Лида голос Марины. — Что вы там столпились на крыльце?