За Сибирью солнце всходит... - [58]

— Сенька, вон теленок опять в огороде, принеси его, холеру!..

Сенька не торопясь, вразвалку побрел в огород, сгреб полугодовалого теленка в беремя, принес его во двор. Швырнул, словно котенка, и сердито ткнул кулаком в бок. Теленок еле устоял на ногах. У меня, как говорится, глаза на лоб полезли. Спросил тогда я у Гриши: «Зачем же он носит теленка, а не водит или не гонит?» — «А ему так удобней и быстрей. Начни вести — упирается, выгонять — потопчет все...»

Гриша гордится своими детьми, а когда подопьет, бывает, что и перебарщивает: «Вот ты нарошно спроси у любого: у кого в Андреевке самые красивые дети? И тебе любой скажет: у Гришки Рогозного...» По правде говоря, так оно и есть. Старухи андреевские в адрес Гриши говорят: «У доброго батьки добры и дитятки». Дети Гришины дородностью пошли в мать, которая сама не так уж и крупна, но в ее родне все были долговязы. Марфа, жена Гриши, рожала детей чуть ли не через год, а между этим еще и по аборту умудрялась делать. Бывало, скажу при встрече ему: «Гриша, ты что же Марфу-то не жалеешь, отдохнуть не даешь?» — «Да, я сам, браток, с ней замучился: устал возить, да привозить — то роды, то это самое... Уж такая она плодющая. Штаны рядом с ней положу на ночь, смотришь, через месяц куксится: «Гришенька, вези в больницу... Опять это самое...»

Мне Гриша не все рассказывает, но я-то знаю о нем много. За рулем Гришу с запахом ни один милиционер не задержит. А вот когда из рейса, из города приедет, поставит машину у дома или на совхозном машинном дворе, тогда... Часто ему дают сельчане всякие поручения: получить в городе из ремонта стиральную машину, радиоприемник, купить в «Запчастях» левый подфарник к «Жигулям», а то и просто передать что-нибудь кому-нибудь, живущему в городе. Гриша человек безотказный. Вернется, а его прямо на машдворе и сцапают. «Пойдем, Григорий Яковлевич, за услугу... Ты мне доброе дело сделал, а я тоже не поросенок... Пойдем, маленько посидим...» Гриша безотказен во всем. Пойдет, «насидится» с устатку и про время забудет. Пока Гриша «сидит», Марфа успеет узнать, какую по счету стопку опрокинул «этот идиот». Сыновья посмотрят на часы, увидят, что темно на улице, и скажут: «Пора!» Они знают, куда идти и что делать. Заходят в дом, где «сидит» отец. Бывает, что Гриша уже полусидит, а то и совсем лежит. Сашка ли, Ленька, Сенька ли — кто-нибудь из сыновей берет отца под мышку и несет домой, словно сноп. Гриша не сопротивляется, а только во время пути иногда спросит:

— Сенька, це ты меня несешь?

— Ладно, молчи...

— Як же — «мовчи»? И тоби не стыдно? Я ж твий батько...

— Слышал...

Утром Марфе говорит Гриша о прошедшем дне: «Только и барыша, что голова болит». — «Вот-вот, — отвечает жена, — ума два гумна, а карманы пусты». Гриша ей свою поговорочку: «Лучше с убытком торговать, чем с барышом воровать... Ничего, мать, проживем. Денег нет — рубль почнем, вина нет — с браги начнем... Горе, горе, что муж Григорий, да? Лучше б болван, зато Иван. Так, что ли? Полно браниться, не пора ли подраться?» Конечно, до того у них никогда не доходит. Так вот поязвят да и — каждый за свое дело.

Последний раз мы виделись с ним года два назад — на свадьбе у родни. Подвыпив, Гриша тогда проплакал всю свадьбу. Плакал он по своей левой руке, на которой остались большой и указательный палец да обрубок среднего. В родне у нас кого ни возьми из мужиков — каждый то балалаешник, то гитарист, то гармонист. А Гриша с детства игрец на всех инструментах. И меня кое-чему научил в детстве. Я уже об этом рассказал в главке «Мои вечерки». Велика была на деревне его слава музыканта.

И вот случилось такое несчастье. Устроил дома пилу-циркулярку, и в первый же день ее готовности отхватил себе два с половиной пальца на левой руке. Работал в нагольных рукавицах; зубом пилы зацепило рукавицу, и пальцы в ней остались... Но о дальнейшем потом.

— Так куда ты, Гриша, с чемоданом? — спрашиваю.

— Та... на Кудыкину гору. Влетел я, братуха, не ко времени. Аварию на машине сделал... Перевернулся, понимаешь.

— Как?

— Натуральным образом — вверх колесами. Как говорят моряки, оверкиль получился.

— Как же это случилось?

— Вот так и случилось. Задремал за рулем и сыграл в кювет. Хорошо, сам выбрался да машина с горючим не взорвалась.

— Гриша, а ты, случайно, не под этим делом был?

— Да ты што! У меня же закон на всю жизнь: «под этим делом» — к машине ближе чем на десять метров — ни-ни. Уборка же, понимаешь, каждый человек на счету. Вот я по суткам почти и мантулил один. В час ночи ложусь, а в четыре уже на колесах, еду на нефтебазу в город. Туда семьдесят пять, обратно столько же. По нескольку рейсов в день делал. Вот... И начальство просит и сам понимаю — надо... Ты, браток, вроде как не веришь мне?

— Что ты, Гриша, верю.

— Так вот. Иногда, бывает, еду, чую: в сон клонит. Подверну в сторону, вздремну часок — и опять как огурчик. А тут почти до места доехал — ничего, а под самой Андреевкой стало смаривать. Что было бы — сделать, как раньше. Так нет же, дотяну, думаю. Вот и дотянул...

— И здорово машину-то?

— Порядошно. В основном она целая осталась, а вот кабину сплющило — новую надо. За свой счет буду восстанавливать. Да за цистерну вытекшего горючего уже заплатил.