— Ха-ха-ха! — перебил ее громким хохотом Дженарино.
— Ха-ха-ха! — старался ему вторить, сам замирая от страха, Тотоно.
— Удивляетесь на нашего осла! — развязно обратился Дженарино к трактирщице. — Вполне с вами согласен, что у него не совсем обычный для осла вид. Наш осел это изумительная, редкая игра природы. Он так и родился с оранжевыми ушами и колесами вокруг глаз, которые придают ему особенный вид, точно он в очках. Его собственная мать была поражена не меньше вас, когда увидела своего новорожденного. Поражена до такой степени, что и за своего не признала. Отказалась от собственного ребенка… Кормить его не захотела… Нам самим уже пришлось его выхаживать.
— А! Вот что! Значит, это игра природы! — произнесла трактирщица, оглушенная и одуревшая потоком слов Дженарино.
— Спасены! — шепнул Таниэлло. — Скорей только поешь.
Сказать, что три мальчика просто поели, было бы слишком слабо. Они втроем уплели полтаверны и опомнились только в ту минуту, когда пришлось расплачиваться. Только теперь они вспомнили о своем замечательном осле.
— А осел? Не думаю, чтобы без подкрепления он пригодится нам для дальнейшего путешествия. Наверное он порядочно отощал.
— Нужно его подкормить.
Дженарино попросил трактирщицу дать ослу охапку сена. «Монашек» не заставил себя упрашивать. В минуту он уничтожил предложенное ему угощение.
Наконец, расплатившись с трактирщицей, три мальчика пустились в путь.
И с какими песнями они поехали. Дженарино запевал, два других подтягивали.
Звонко раздавались их голоса, осенний ветер их подхватывал и уносил дальше.
Время близилось к полудню. Пыльная улица от бегавших по ней солнечных лучей казалась точно сделанной из мозаики.
Стоял ясный октябрьский день.
Под изношенным платьем сердца мальчиков танцевали тарантеллу.
Через два часа, когда путешественники уже давно проехали Неаполь и миновали несколько деревушек, они почувствовали усталость. Таниэлло смолк первым. За ним притих и Дженарино. Один Тотоно все еще пел, ударяя палочкой в свой треугольник. Но, в конце концов, усталые Таниэлло и Дженарино попросили его прекратить музыку.
Тотоно умолк. Тогда втроем они принялись строить различные планы для дальнейшего путешествия. Это их несколько подбодрило. «Монашек» не понимал, что они говорят, и, вероятно, потому не мог забыть о своей усталости.
В конце концов, примолкли все трое.
Таниэлло, молча, задумавшись, смотрел на закат, окрасивший облака оранжевым цветом.
Надвигались сумерки. Глубокая тишина только порой нарушалась песнями сборщиков винограда, которые возвращались с работы по домам. Изредка мальчикам по пути попадались домики с дымящимися трубами. Близился час ужина.
Как назывались места, по которым они проезжали, мальчики совсем не знали, да и не интересовались узнать. Им нравилось чувствовать себя затерянными среди всего нового и чужого, что их окружало.
Темнело все больше и больше. Подходила ночь.
Таниэлло первый высказал словами то, о чем подумали все трое.
— Как, уже, темно! — грустно и робко промолвил он. — Здесь страшновато… Может-быть, здесь разбойники…
— Да ну тебя! Замолчи! Вот зажгут газовые фонари, тогда посветлеет, — пошутил Дженарино.
Но шутка не имела успеха. На нее никто не отозвался. Тотоно был сумрачен. Он вдруг почувствовал себя ответственным за все это рискованное предприятие.
— Нет, всю ночь провести в полях — это немыслимо, — проговорил Дженарино.
— Конечно, немыслимо! — согласился с ним Тотоно.
— Но где же найти пристанище?
— В первой деревушке, которая попадется нам на пути.
— Вот вы оба говорили, что Женева близко… — несмело начал Таниэлло, — а мы все едем и едем; а до сих пор еще не встретили людей, которые бы говорили так, как говорил синьор Калондроне. До сих пор все нас понимают. Почему же это?
Дженарино и Тотоно на этот вопрос промолчали. Но вдруг Тотоно сказал:
— Э, да чего там задумываться. Едем все вперед и вперед. К утру будем в Женеве.
Но тут взбунтовался Дженарино.
— Нечего сказать — хорошо придумано! Скакать неведомо куда, с риском сломать себе шею. Нет, баста! Довольно с меня! Поворачиваю обратно в Неаполь.
Таниэлло осмелел. Увидев, что Дженарино против Тотоно, он тоже набросился на товарища и осыпал его упреками.
Ночь была мрачная. Небо покрылось облаками, и звезд почти не было видно. Какие-то тени метались впереди по дороге. Это были тени раскачиваемых ветром платанов. Мальчикам они казались ужасными. Осел устал и вперед подвигался уже медленно.
Тотоно, из предосторожности, не желая еще больше раздражать товарищей, ни словом не отвечал на их упреки. Он выжидал. Дженарино ворчал и бранился. Таниэлло стал всхлипывать. Тут Тотоно не выдержал.
— Да замолчите же, наконец, оба! — крикнул он. — Вот и город. Разве не видите? Женева.
В эту минуту Тотоно походил на Христофора Колумба, который закричал, увидев, наконец, желанный Новый свет: «Земля».
Но огни приближались так медленно, что мальчикам даже стало казаться, что они уходят от них.
— Море, море! — вдруг испуганно закричал Таниэлло, указывая на широкую металлическую полосу справа. — Вот видите. Мы едем совсем не туда, куда нужно.
