За самой далекой звездой - [31]

В этой мерзкой дыре нас продержали с неделю, и всякий раз, просыпаясь, мы ждали, что вот-вот за нами явятся, чтобы увести на казнь. Когда за нами, наконец, действительно пришли, Морга Сагра была в полном упадке.

От страха и переживаний она так ослабела, что охранникам, которые вели нас по коридору, приходилось поддерживать ее под руки. Им это, видно, надоело, и один из них, не выдержав, сказал:

— Успокойтесь же! Вам нечего бояться, вас сейчас освободят.

Это известие почему-то окончательно добило Сагру, и она в изнеможении рухнула на каменный пол. Охранники дружно расхохотались, подняли ее и остаток пути несли на руках. Я уже свернул в следующий коридор, а они все никак не могли дотащить ее.

Меня вывели из здания через заднюю дверь и втолкнули в какой-то большой фургон, окрашенный в зеленый цвет. В нем уже было полным-полно людей, так что охранникам пришлось буквально запихивать меня вовнутрь. Если бы они моментально не захлопнули за мной дверь, то я, быть может, вывалился бы. Первое, что мне бросилось в глаза, было небольшое окошко, закрытое железной решеткой, и часовой с ружьем, сидевший возле него.

Как только двери были закрыты и заперты на замок, фургон тронулся с места. Нас качало из стороны в сторону, в тесноте люди наступали друг другу на ноги, задыхались из-за недостатка воздуха. Надолго мне запомнится эта поездка! Думаю, на Земле даже скотину перевозят в более комфортабельных условиях. Под конец из-за испарений, исходивших от человеческих тел, дышать стало уже совсем невозможно.

Фургон двигался на большой скорости. Сколько времени продолжалась поездка, не знаю. Думаю, часа два, не больше, хотя мне они показались целой вечностью. В конце концов, фургон притормозил, затем развернулся и остановился. Двери распахнулись, и нам было приказано выходить.

Первое, что я увидел, было заграждение из колючей проволоки. За ним, по обеим сторонам располагалось два огромных барака, возле которых толпилось несколько сот человек в одинаковых черных робах, на которых спереди и сзади белой краской были выведены какие-то цифры. Объяснений не требовалось. Я и так сразу же понял, что попал в лагерь для заключенных.

Прямо возле ворот, через которые нас провели, находился административный корпус. Здесь наши имена занесли в специальную книгу, выдали нам комбинезоны и номера. После всех этих процедур нас отправили в бараки к другим заключенным. Боже мой, какое удручающее впечатление произвели на меня эти люди при первом же знакомстве! Грязные, совершенно истощенные существа! Никогда в жизни я не встречал на лицах людей такого выражения обреченности и безысходности, как здесь.

Покидая камеру, я готовился к скорой смерти, но, похоже, то, что ожидало меня здесь, было пострашнее любой казни. Обратившись к сопровождавшему нас офицеру, я попытался узнать, за что и на какой срок меня посадили в лагерь. Он грубо оборвал меня, велев замолчать.

— Будешь говорить, когда тебя спросят!

Это оказался трудовой лагерь, однако слово «труд» не способно дать истинного представления о том, чем там пришлось заниматься. Обычно нас использовали на самой изнурительной и грязной работе. Вкалывали мы по шестнадцать часов в день. Раз в десять дней полагался один выходной. Мое появление в лагере пришлось как раз на очередной выходной.

Наш лагерь был смешанным: тут вместе содержались мужчины и женщины, согнанные практически из всех стран Полоды. Обращались с нами хуже, чем с животными. Выданная одежда была рассчитана на целый год, и в этом одном-единственном комбинезоне мы и работали и спали. У большинства обитателей лагеря униформа давно превратилась в лохмотья. Кормили нас так отвратительно, что это вообще невозможно описать. Эту так называемую еду нам бросали, как свиньям, два раза в день. Заключенных — и мужчин, и женщин без разбора — оскорбляли, пинали ногами, подвергали жестоким побоям, а нередко и вовсе убивали. Даже между собой мы не имели права называть друг друга по именам — только по номерам.

Стражники охраняли лагерь днем и ночью, расхаживая по ту сторону колючей проволоки. Стоило им заметить, что кто-то из заключенных обмолвился с другим хоть словом, как они немедленно поднимали крик, требуя немедленно прекратить разговоры, а то, случалось, вбегали в лагерь и принимались жестоко избивать провинившихся. Несмотря на это, мы все же умудрялись общаться между собой, особенно с наступлением темноты, когда уследить за нами было не так-то легко. В итоге у меня появилось в лагере несколько друзей.

Среди них оказался один человек, который был родом из Орвиса. Я довольно коротко сошелся с ним, хотя и понимал, что это небезопасно: Капары наводнили все лагеря провокаторами. Тем не менее я, в конце концов, решил, что этот Тунзо Бор — парень что надо, и однажды, улучив момент, спросил, не знаком ли ему человек по имен Хандон Гар.

Мой вопрос, по-видимому, насторожил его. Он сразу как-то замкнулся.

— Нет, — недоверчивым голосом ответил он. — Я не знаю человека с таким именем. А почему ты спрашиваешь о нем?

— У меня есть что сообщить ему, — ответил я.

— От кого у тебя сообщение?