За рубежом и на Москве - [55]

— Едва ли это так, — сказал он. — Во владениях нашего короля таких происшествий не бывает. Это возможно в каких-нибудь азиатских странах, но не у нас.

Впрочем, в конце концов он согласился дать троих стражников, с которыми Яглин и Баптист отправились на знакомую улицу.

На их стук вышла какая-то кривая старуха и тотчас же начала ворчать, зачем попусту тревожат добрых людей.

— Про какую молодую девушку вы говорите? — сказала она. — Здесь никакой молодой девушки не было, и никто здесь, за исключением меня со стариком, не живёт. Что было вчера? Да ничего не было. Вы были? На вас напали? Пресвятая Мария! В первый раз слышу это! Мы со стариком спокойно спали эту ночь, и никто никого здесь и не думал убивать. Быть может, вы были пьяны и вам всё это померещилось или вы во сне это видели?

Однако Яглин настоял, чтобы стражники обыскали весь дом. Он узнал обстановку большого дома, однако там никого, кроме дряхлого старика, не было. Затем перешли в одинокий дом, но он оказался пустым.

— Видите, никого нет, — с усмешкой сказал старший из стражников.

Роману и Баптисту пришлось уйти ни с чем, что они и сделали, провожаемые ироническими взглядами стражников и ворчаньем старухи. «Птичка» исчезла…

XIII

Через три дня русское посольство снова отправилось в Сен-Жермен. На этот раз цель визита была чисто деловая: предстояли переговоры с министрами Людовика XIV относительно торговых договоров, которые хотел заключить московский царь с французским королём.

Короля посланники видели не более двух минут и без всякой пышной церемонии, а затем прошли в зал совета. Здесь их ожидали Льон, министр иностранных дел, и Кольбер, министр финансов.

Посланники и министры обменялись взаимными приветствиями и сели вокруг стола. Первый заговорил Кольбер:

— Наш король прочитал письмо, которое прислал ему ваш царь. Чего же ещё хотят посланники царя?

— Прежде всего установить дружественные отношения и братскую дружбу между нашим царством и вашим, — сказал Потёмкин. — А для этого следует вашему королю и вам, его советникам, послать посольство в наше царство, и будет оно там с почётом принято.

— Мы доложим об этом нашему королю, — сказал полный и одутловатый Льон.

— А затем следует нам и вам завести промеж себя торговые дела, — сказал дальше Потёмкин.

— Какое же облегчение вы сделаете нашим купцам, если они отправятся в ваше царство? — спросил Кольбер. — И есть ли у вас торговая регламентация?

— Распорядка торгового у нас нет, и делать его с вами не заказано, — ответил Потёмкин.

— Так какую же торговлю можно с вами вести? — возразил Кольбер. — Какие товары можно у вас купить, какие к вам переслать и в какой порт?

— В Архангельске ваши купцы могут всё покупать и продавать, уплатив пошлину, — ответил Потёмкин.

В дальнейших переговорах французские министры говорили, что всё, что предлагает русское посольство, так неясно, что требует определённых положений.

— Напишите о своих предложениях. Мы их рассмотрим, обсудим и дадим вам ответ, — сказал Кольбер.

— Не дано нам такого права, — осторожно ответил Потёмкин. — А должно вашему посольству отправиться на Москву, а вам доверить ему определить и назначить условия.

Потёмкин недаром настаивал на том, чтобы было отправлено в Москву французское посольство, так как у себя дома русские могли торговаться с иноземцами из-за каждой мелкой статьи до бесконечности, что здесь они сделать не могли. В этом сказывалась целая система.

— Мы потому желали бы скорее получить от вас какие-либо положительные предложения, — сказали министры, — что наш король скоро отправится в Шамбор.

— Если так, то пусть ваш король напишет нашему царю ответное письмо, — сказал Потёмкин. — И титло царское выпишите вы все, полностью, не спутывайте его. И дайте мне его загодя посмотреть, нет ли ошибок.

Льон обещал Потёмкину исполнить его просьбу, а Кольбер ещё сказал, что ему будет возвращена вся сумма, которую он уплатил байонской таможне.

Этим закончился первый деловой разговор русского посольства с французским правительством. Затем опять был подан, как и в первый день, хороший завтрак, и русские отбыли, причём французская гвардия опять отдавала им честь.

XIV

С Яглиным сделалось что-то страшное: он как будто окаменел. Ему ничего не хотелось, ничего не было жалко. Образ Элеоноры порой мелькал в его воображении точно виденный много лет тому назад во сне. На душе ощущалась какая-то пустота. Им овладела апатия.

— Романушка, что с тобою, дорогой? — спросил Прокофьич, видя, что Яглин не отвечает на дважды заданный ему вопрос. — Болен ты, что ли, опять?

— Нет, ничего, — неохотно ответил Яглин, очнувшись как бы от сна.

— Так что же ты?

— Ничего, — опять так же апатично ответил Яглин.

— Али по Москве соскучился?

— Да… соскучился… — не сознавая сам, что он говорит, ответил Яглин.

— Это ты, братец, верно, — согласился подьячий. — Коли бы не служба царская, так, кажись, никогда не поехал бы в эти басурманские страны. И я страсть как соскучился по Москве! И когда только отделаемся мы от этих нехристей, чтобы им пусто было!..

— Разве тебе, Прокофьич, скучно здесь? — спросил Яглин. — Ведь, кажись, Париз — город весёлый, хороший, получше нашей Москвы будет.