За родом род - [19]

12

Хромов бежал в угор, как недобитый зверь, спотыкаясь, падая и хватая пальцами намерзни снега. Он не верил, что Латкина больше нет. Он верил в свое несчастье, в то, что ему так жестоко не повезло и что все теперь будут показывать на него и осуждающе говорить:

«Это он. Это из-за него».

Он выскочил на дорогу и повернул направо, в сторону дома, но чувство вины и желание как-то ее загладить остановили его, и он, звеня обледенелой одеждой, пустился на звуки гармошки, летевшие в ночь с председательского крыльца. Прорвавшись сквозь чьи-то руки в теплую кухню, он увидел гуляющих мужиков, среди которых был и Василий Михайлович Белоусов.

— Человек утонул, а вы!.. — прохрипел зоотехник.

— Кто утонул? — спросил Белоусов.

— Латкин. В полынье. Я тоже туда провалился, да выбрался кое-как.

Белоусов дрогнул — и бледная желтизна проступила на его лице, и стало ему нестерпимо больно за Пашу.

— Переодеться бы мне — замерз, — сказал умоляюще зоотехник.

И всем почему-то стало противно. Все посмотрели в лицо Белоусова так, словно только один он и знал, чем надо на это ответить.

И не успел Белоусов еще ничего сказать, лишь вскинул брови и сделал шаг к двери, как мужики в едином порыве двинулись следом.

Но, когда приблизились к полынье, пропихнули к ней несколько досок и, пробравшись по ним к окраинке льда, увидели черное зеркало тихой воды, то суеверно переглянулись. И, отползая назад, уже знали, что Пашу не вытащить.

…Утром, чуть свет, вся деревня высыпала на берег и сквозь хлопья летящего снега смотрела на полынью, дышавшую холодом и тревогой. И Белоусов стоял, прислушиваясь к себе, и верил, что в эту минуту с ним разговаривает его душа. Не беда, говорила ему душа, что уехала Серафима. Не беда, что в его доме снова пусто и одиноко. Но беда, что придет к нему зоотехник и подаст заявление на расчет. Беда, что не стало в Сорочьем Поле хорошего человека. Беда, когда он, Белоусов, отстранится от этих людей, уедет от них, неуверенно попрощавшись. Но этому, видимо, не бывать. Белоусов стоял и слушал, как над поемами Песьей Деньги громко кричали сороки и холодный ветер-зимарь высекал на ветках мелодию русской печали.

ПУГЛИВАЯ ПТИЦА

Александру Сушинову

1

Это сейчас Максим Зайцев стал человеком миролюбивым, примерным мужем, хозяином и отцом, кого скандально жившие с мужьями молодки постоянно ставили в образец: «Характером гож, и совесть прямая, и дело меж пальцев не проскользнет».

Десять же с лишним лет назад был Максим кипяток кипятком. Выпивал с кем придется и доведется. Правда, когда в Поповке брала над девчатами верх красотой чернобровая Люба, он еще как-то держался, встречаясь со славницей только трезвым. Однако случилось у Любы несчастье — мать умерла, и она, ни с кем не простившись, уехала из деревни. Ждал Максим от нее письмеца и какое-то время крепился. Приятели звали его то в гости, то на вечерку. А он — никуда. Однако в день своего рождения не сдержался.

День этот пал на Ивана Купалу. Стояла жара. Матери не было дома. Деревня Поповка не велика, и по вечеру после работы пришла к Максиму вся молодяжка. Зашли в его дом, а там — ни хозяина, ни стола. Стали искать. И нашли Максима за баней, по пояс в реке, за столом, на котором стояли никелированный самовар, тарелки с закуской и стопки.

— Ты чего это, Сим? — попытались понять.

Максим пригоршней воды оросил обнаженную грудь:

— Для прохлады души и тела!

— А все же?

Максим улыбнулся:

— Начитался книг. Решил повторять старинную жизнь, только не с чаем, а с водкой! По-современному, ангельский бог! — И выгреб рукой приглашающий жест. — Кто любит купаться — сюда-а!

На другой день председатель колхоза Виктор Арнольдович Пряхин, мужчина маленький и печальный, отягощенный грузом хозяйственных дел, с которыми еле справлялся, затеял с ним разговор:

— А если бы кто утонул?

Рассмеялся Максим:

— Расшиби мою голосу, там же мелко! Да и выпито всего ничего.

— Ну зачем тебе это? — вникал председатель.

— Скучно, Виктор Арнольдович. Каждый день все одно и то же. А когда-то надо и без повтору. Чтобы смело. На потеху души. Абы радость лилась через край.

Задумался Пряхин: как бы ему наказать шалопая, чтобы тот посерьезнел и поумнел? Снять с монтеров. А смысл? Никакого.

В тот же день Пряхин встретился с Машей Гладковской. Родом Маша из Вологды, где у нее, кроме старшего брата, не было никого, а сюда попала, окончив училище, заведовать клубом.

— Спасай Максима, покуда не поздно, — сказал председатель.

Давая девушке поручение, Пряхин не знал, что Маша влюблена в Максима. Влюблена с той щемящей больной тревогой, с какой влюбляются многие из девчат в бесшабашных парней, чьи бедовые головы, зарядившись хмельным, вечно ищут блаженный предел, за которым, быть может, прячется гибель.

— Я верю в тебя, — осторожно добавил Пряхин.

Максиму не чаялось и не снилось, что скоро в жизни его наметится поворот. Стояла ранняя осень, и он почти каждый вечер ходил за пять километров в Леденьгский клуб. Ходил в стае верных дружков. И сшибались не редко на кулаках то с культурными шефами из райцентра, то с леспромхозовскими парнями, то кое с кем из семейных мужчин. Зайцев всегда выделялся как заводила.