За Родину - [4]

– Правильно и сделали, злорадствуя, пропыхтел Балаганцев, – не суйте свой нос в дела временного правительства. Надо ждать Учредительного собрания.

– Еще вопрос, кто и когда соберется учреждать и что будут утверждать. Обман один, а не свобода!.. Где хлеб? Где земля? Где мир? Все под пятой нового правительства. А мы говорим: долой его! Мы за советы рабочих, батрацких и крестьянских депутатов, мы за партию большевиков, за Ленина, убедительно продолжал агитировать солдат.

– Твой Ленин куплен немцами… – прервал Балаганцев солдата и трусливо сверкнул глазами.

Солдат не выдержал, ухватил Балаганцева за плечо, золочёный погон хрустнул в его богатырской руке.

– Ах ты, мерзавец, клевету на Ленина возводишь!

Офицер согнулся в коленях и попробовал оправдаться:

– Газеты пишут об этом.

– Какие газеты? Продажные, как ваши волчьи шкуры. Мы-то знаем, кто такой Ленин… Закрой свою глотку, молчи, не позорь хорошего человека!..

Раньше Андрюша всегда с опаской и любопытством взирал на офицера Балаганцева; сейчас же он слушал внимательно спор солдата с офицером и никак не мог понять, в чем тут дело и кто кого переспорит, и кто прав, кто виноват. «Но если будет драка, то Балаганцеву несдобровать», – думал Андрюша, наблюдая за тем, как Зуев и Вагин сжимают кулаки и о чем-то взволнованно переговариваются.

Меньше бы петушились, а больше бы нам толком рассказывали, живем здесь и ничего не знаем, – послышался чей-то примиряющий голос.

Солдат выпустил Балаганцева, тот поправил на себе измятый погон и проворчал:

– За что меня, оскорбляете? За что?

– Ха! Герой липовый! – и Зуев крепко выругался.

– Скажи-ка, Васька, не блуди языком зря, сколько солдат ты избил в строю? – спросил Вагин и, хитро прищурившись на своего бывшего ротного, ждал, что он соврет в оправдание себе.

– Бил, ну и что? Такой порядок! На войне нельзя распускать людей, – несвязно бормотал офицер. – А кто солдат? – мужик, а мужик не привык жить без кнута.

Солдат, агитировавший за большевиков, указывая мужикам на Балаганцева, снова заговорил:

– Вы, слышали, граждане, что сказал этот фрукт? Мужик, дескать, без кнута шагу не сможет сделать… а?..

– Слышали!

– А чего ж от него ждать?

– Знаем мы его, шкуру!..

Балаганцев повернулся на каблуках, посмотрел вокруг и, встретив недружелюбные взгляды соседей, подумал: «Уходить отсюда – вдогонку смех понесется, здесь остаться – добра тоже ждать нечего». И он решил не спорить.

– Одно я скажу вам, граждане, – продолжал солдат спокойным и внушительным голосом, не обращая внимания на офицера, немного отошедшего в сторону. – Наш русский народ при царизме натерпелся не мало бед. Теперь хочет нас скрутить по рукам и ногам буржуазное временное правительство. Так этому не бывать! Солдат грозно потряс кулаком в воздухе.

– Правильно! Свобода!.. – подхватили Зуев и Вагин.

– Долой кресты, долой медали!

– Не в медалях дело, товарищи, – послышался опять твердый голос солдата. – Ленин что сказал, когда он говорил нам с балкона на Кронверском проспекте. Он сказал: Временное правительство обманывает народ, значит, надо прогнать всех министров, землю у помещиков отобрать и дать крестьянам столько, сколько они могут обработать, и кончить войну, а кончить ее можно лишь тогда, когда сбросим власть капиталистов…

– Так когда же это? – послышался из толпы нетерпеливый голос.

– Нам бы насчет земли. Скоро озимые сеять, а земля еще не делена.

– Всю землю по едокам! – посоветовал солдат.

– Ишь ты, прыткий, – возразил опять Балаганцев, – нет еще такого закона, что скажет вот учредительное…

– Не ждите, мужики, законов от учредилки, делите землю, а у кого земля лишняя, отбирайте. Земля – трудовому крестьянству. Пашите, засевайте!..

– А кто такой Ленин? – задали неожиданно вопрос солдату.

Солдат вытер платком шею, подумал немного, пояснил:

– Ленин, как вам сказать, Ленин – наш человек. Он-то со своей партией и указал нам правильный путь. На казаках да на юнкерах Сашка Керенский недолго надержится… Вот помяните меня…

Развенчанный «герой», забитый солдатом-большевиком, ни у кого из мужиков не вызвал сочувствия. Даже сапожник Шадрина поглядел на него теперь свысока и промолвил:

– Давно ли я тебе, Васильюшко, говорил, что свобода, – так оно и есть. Ну, чего ты против солдата скажешь? – Фасон Васькиных сапог Шадрине почему-то не нравился.

Люди неохотно расходились к своим домам.

Солдат прошагал к колодцу, зачерпнул бадьей холодной воды, напился, поглядел на закат и, ни с кем не простившись, направился в сторону деревни Рубцово.

Девки куракинские провожали его ласковыми взглядами; парни и мужики прониклись к нему уважением, расходясь одобрительно отзывались о нем, бойком неизвестном солдате-пулеметчике.

– Молодчина, как он его срезал! – А чей же он такой?

– Может, Зуев знает?

Зуев, окруженный молодежью, отозвался:

– Как не знать, вместе в поезде до Харовской ехали. И от Харовской до Сямжи с ним брели…

И Зуев рассказал, что этот солдат родом не то из Бирякова, не то из Манылова, ходит по деревням, с мужиками беседует. А по пути от станции Харовской он разоружил двух урядников, одного в Устьреке, другого на Сяме, отобрал у них револьверы и шашки, а фамилия ему не то Вызов, не то Сизов…