За растениями по горам Средней Азии - [46]

А «почти» потому, что стопроцентной уверенности в правильности этого тезиса мешала одна книга. Ее написал известный исследователь гор Средней Азии зоолог и географ Николай Алексеевич Северцов. Книгу издали уже после его смерти — в 1886 году, и называлась она «Орографический очерк Памирской горной страны». По Н. А. Северцову получалось все наоборот. Оказывается, нагорная часть Памира — это центр горной страны, и со всех сторон (а не только с запада) это нагорье окаймлено горными областями, где глубина врезания речной сети очень велика. Выходило так, что и само нагорье, и рассеченная реками периферия страны в орографическом отношении представляют собой такое же единое целое, как едина ладонь с отходящими от нее пальцами: пальцы не похожи на ладонь, но все это вместе представляет собой единое сооружение, которое мы называем кистью руки. Про кисть — это не Северцов написал, это я для образности так изложил. Но суть дела именно такова: Памир един, будь его рельеф расчлененным или нагорным. Просто в единой горной стране развиты два разных типа рельефа. И только.

Вот эта-то работа Н. А. Северцова и вносила струю сомнений в стройную и спокойную концепцию Д. Л. Иванова, О. А. Федченко, К. В. Станюковича об узком нагорном Памире, так похожем на Тибет, что его даже назвали «сколком Тибета».

Полемика

Так как все-таки: Западный Памир — это Памир или не Памир? Тогда я и не подозревал, что мне суждено много лет спустя быть втянутым в эту давнюю дискуссию, у истоков которой стояли Д. Л. Иванов и Н. А. Северцов — крупные и честные исследователи, каждый из которых много поработал на Памире, но увидел его по-своему. Оба, сами того не зная, положили начало двум разным концепциям относительно объема и природных границ Памира и приобрели целую плеяду последователей. Как вы уже знаете, О. А. Федченко и К. В. Станюкович стали последователями Д. Л. Иванова. Оказались последователи и у Н. А. Северцова. К тому времени, когда я только знакомился с литературой о Памире, идеи Н. А. Северцова уже успешно развивал в своих трудах известный географ, ныне академик, К. К, Марков. Да и на картах и в учебниках Западный Памир существовал наряду с Восточным, нагорным, а это значит, что предложение Д. Л. Иванова, как говорится, не получило всеобщего признания.

Забегая вперед, скажу, что и сейчас эти две концепции исповедуются последователями двух выдающихся путешественников и ученых прошлого века и число этих последователей «разного знака» возросло до нескольких десятков. Среди них есть геологи, географы, ботаники, зоологи, археологи. И обе концепции пока существуют, как говорится, на равных. Стоит ученому, считающему Памиром только нагорную часть страны, опубликовать материал в пользу своей (а по существу — Д. Л. Иванова) концепции, как сторонники широкого понимания Памира (последователи взглядов II. А. Северцова) тут же публикуют свою работу и доказывают, что материал, опубликованный «противником», истолкован им неверно. Тотчас же следует ответный «удар» с нагорного Памира… и так далее.

Первые впечатления

По это все было потом. А пока я читал толстые книги и тощие статейки, просматривал карты, и никакой своей точки зрения по этому вопросу у меня тогда быть не могло. Сначала надо было поехать на Памир самому и поработать там.

И я поехал. Это было осенью 1952 года. Поездка ничем особенным не отразилась в научной литературе. Мировая наука даже не шелохнулась от того, что я проделал несколько тысяч километров в автомашине из Душанбе в Ленинабад, оттуда в Фергану, в Ош, а из Оша на юг, через Алайскую долину, Восточный, нагорный Памир, с которого спустился в узкие, глубокие теплые долины Западного Памира, или Бадахшана, как его называл мой друг и коллега Кирилл Владимирович Станюкович. Я только глядел во все глаза на тусклую зелень цвета хаки в Алайской долине, на снежные гребни Заалайского хребта, на пастельные тона Восточно-Памирского нагорья, на широченные его долины, почти голые, покрытые щебнем, галькой да редкими кустиками терескена, на ленточки лесов, вытянутые по дну узких ущелий Западного Памира, на каменистые крутые склоны гор, на синее-синее небо без единого облачка… Смотрел и… ничего не понимал. То есть понимал, но мало. Поездка — это еще не работа: она дает впечатление, но не материал для научных заключений. Впечатление же сложилось такое, что Д. Л. Иванов и К. В. Станюкович, пожалуй, правы. Очень уж резким был переход от нагорья к долинам, лежащим западнее. Только что ехали по широкой, холодной, щебнистой долине на высоте более 4000 метров и миновали перевал Кой-Тезек, как тут же машина «засерпантинила» резко вниз, и через час мы уже тряслись по дну узкого ущелья, уклоняясь от ивовых ветвей, грозивших выхлестать глаза тем, кто сидел в кузове грузовика. На нагорье вокруг была высокогорная пустыня, а тут — леса в поймах! Такой контраст не может остаться незамеченным. «Только слепой не увидит, что все разное», — сказал Кирилл Владимирович. И я порадовался, что я не слепой, поскольку разницу увидел. Увидел дальше и поля, которых не было на нагорье, и сады на конусах выноса. За пять часов автомобильной езды мы спустились от холодного нагорья в теплые узкие долины Западного Памира, с 4000 до 2000 метров абсолютной высоты. Контрасты били в глаза, напрашивались на обобщения, назойливо кричали о себе: там, на нагорье, долины широкие и плоские, а тут узкие, углубленные; там дно долин серое, здесь — зеленое; там пастбища, здесь — пашни; там киргизы, здесь — таджики…