За Пророчицу и веру - [94]

Дискуссия по поводу изменений в жизни и необходимости религиозным требованиям следовать за ними? Да, безусловно, необходима. Для того и Соборы регулярные нужны. Но прямо коверкать учение никому не позволю.

– Убрать с моих глаз!

Его уволокли, и хвала Творцу всего Сущего, а то еще немного, и проломил бы ему голову, запятнав себя ненужной кровью. Апелляции к Единому мне еще не хватает для полного счастья.

– Выпей, – прозвучал хриплый голос, – полегчает. – И в руку мне сунули большую серебряную кружку с вином. – Даже такие полезны, они наградят новым опытом и одарят воспоминанием, которое будешь рассказывать внукам.

– Шел бы ты, Мефодий, своими делами заниматься, – бурчу без особого возмущения, отхлебывая глоток.

Обезьян улыбнулся. Морда у него при этом становится совсем жуткой, но все уже привыкли и не пугаются. Вопреки всеобщему мнению симиа умны, проявляют агрессию лишь для определения места в иерархии, а не беспричинно драчливы. Есть среди них подлые и благородные, храбрые и трусливые, честные и вруны, думающие и не желающие ничего знать помимо вбитых в детстве приказов. Ничего удивительного, раз обладают разумом.

Данный экземпляр обладал очень живым умом, мог заткнуть за пояс очень многих ученых людей и любил поболтать. В отличие от первого пленного симиа не пытался нечто скрыть, откровенно отвечая на вопросы. А знал он немало. Не о политике. Что может знать обычный артиллерист на эту тему. Мне известно гораздо больше. А вот о своем народе, его прошлом и кое-что о технологиях создания пушек поведал. Ни он, ни я не считали это предательством.

Во-первых, он теперь тоже Чистый, и странно скрывать такие вещи. Ну а то, что изредка может обмолвиться и брякнуть нечто вроде «Великий Урс», тут же уточнив, – «обычный идол». Не мне его судить. Сам продолжаю иногда Тюхе тихонько жертвы приносить. Кинешь что-нибудь ценное за борт в волны и мысленно попросишь об удаче. Без ее благосклонности давно бы сдох. Грех, но не особо большой. У Него много имен, и если Танит одно из них, почему Тюхе не может быть?

Он получил не стандартную манумиссию[52], а свободу, как истинный правоверный. Если б захотел уйти к урсам, я б даже останавливать не стал. Имеет право. Но он не идиот и прекрасно знает, что его там казнят как врага. Его случай послужил примером для полулюдей и других симиа. У меня обезьян теперь на службе больше десятка, включая двух женского пола.

Во-вторых, частенько во время этих разговоров Писарь с менестрелем записывают сказанное. Ему такое внимание льстит. Прекрасно сознает, что все это попадет рано или поздно в библиотеки, а значит, останется память лично о нем и его народе.

– Смотрите! – закричали с носа.

– Маяк!

– Откуда здесь?

– Пирамиды, – выдохнул кто-то с восторгом.

На них еще сохранилась полированная облицовка, и когда луч солнца попадает на нее, камень сверкает. Не зеркало, понятно, однако смотрится впечатляюще.

– Как такое можно построить?

Миллионы глыб известняка, каждая весом в пару тонн. Лишь с помощью клиньев и кувалд их вырубали в каменоломнях на другом берегу Нила, обрабатывали на месте, затем перетаскивали папирусными канатами к воде, везли на баржах, волокли на строительную площадку и по отлогому склону холма, который рос вместе с пирамидой, втаскивали на вершину. Жуткая работа. А сколько в нее вбито денег и человеческих жизней?! И зачем?

– Тысячи лет стоят и еще тысячи будут возвышаться, – благоговейно сказал Ганикс. – Это своего рода бессмертие.

– Для кого? – скептически спрашиваю. – Самая большая превосходит все существующие здания. Кто ее построил?

– Хуфу. – Он явно не понял.

– Нет, не для кого, а кто создал? Как звали архитектора? Ведь это величайшее достижение, но кто придумал и воздвиг вот это? Никто не знает. А ведь он был не менее выдающимся человеком, если не более. Я построил два огромных собора, но это я или мои деньги? Зодчего зовут иначе. А кто его помнит?

– Один такой хитрец хорошо известен, – сказал Писарь.

Пока мы беседовали, уже вся компания собралась.

– Историю с Александрийским маяком знаете?

– Я – нет, – сказал Мефодий.

– Маяк посвящен Птолемею. Но через пару десятков лет после его смерти в основании обвалилась штукатурка и обнаружилась надпись: «Сострат, сын Декстифона из Книда, посвятил богам-спасителям ради мореплавателей». Архитектор сознательно себя увековечил, не забыв прикрыться от гнева фараона, замазав ее. Она и сейчас видна.

– Молодец, – заявил обезьян. – Вот так и надо действовать. Приказ начальства выполнен, а сам умудрился о себе рассказать.

Одну из главных проблем строительства в долине составляют разливы великой реки. Никакого названия для нее у местных не имелось, она одна такая. Это уж потом завоеватели придумали «Нил». Пропитанная водой земля поднималась и оседала после окончания наводнения иногда немного, случалось, и на целый фут. Никакое долговечное здание в таких условиях не построить. Поэтому пирамиды возводили не на нормальной земле, а на камнях, фактически в пустыне. Не в отнятых пашнях дело. Вся долина в длину миль пятьдесят, не больше.

– Сигналят с берега, – подошел капитан галеры, – просят пристать, важные новости.