За пределами желания. Мендельсон - [28]

Он остановился возле банка в слабой надежде, что отец прислал в банк кредитное письмо. Возможно, ему удастся подзанять денег. В конце концов, герр Ротшильд был другом семьи, и ему очень понравился его первый концерт. И он казался таким всё понимающим человеком.

Его сразу же провели в контору банкира.

   — Я только что получил письмо от вашего отца, — начал Натан.

Лицо Феликса просветлело.

   — В самом деле? Я так и думал, что он может написать прямо вам. Я объяснил ему ситуацию. Жизнь в Лондоне такая дорогая.

   — Ну конечно, — поддакнул банкир с усмешкой в проницательных глазах. — И лошади много едят, не так ли? — Он вынул письмо из ящика стола. — Хотите, чтобы я прочёл вам, что пишет ваш отец?

Что-то в тоне банкира насторожило Феликса. Его сердце упапо.

   — Незачем, герр Ротшильд. Я догадываюсь. Мой отец пишет, что я неисправимый мот, что он дал мне огромные деньги, и просит вас впредь не давать мне ни пенни.

   — Вы чрезвычайно проницательны в отношении мыслей вашего отца. Я был бы рад снабдить вас деньгами, но...

   — Я понимаю и всё равно благодарю вас, — сказал Феликс, вставая. — Родители иногда забывают, что они тоже были когда-то молодыми... Ничего, я как-нибудь выкручусь.

   — В вашем возрасте всегда выкручиваются, — заметил банкир с печальной улыбкой.

Накануне концерта Мария попросила Феликса повезти её на ужин после спектакля в «Ковент-Гарден». И поскольку она не видела его два дня и он скоро уедет, она предложила взять отдельный кабинет. Раньше это предложение заставило бы его сердце затрепетать, теперь же он воспринял его просто как очередной каприз.

Кабинет оказался маленькой комнаткой с толстым ковром на полу. В центре стоял стол, а в углу под пальмой в кадке — необычайно широкий диван. Шампанское было превосходным, обслуживание — ненавязчивым. Во время ужина они почти не разговаривали. Никогда ещё Мария не выглядела такой красивой и желанной, и он в какой уже раз восхитился бесконечным разнообразием выражений её лица. На шее у неё висел изумруд необыкновенного размера и красоты. В свете свечей её глаза казались цвета шартреза. Он подумал, что читает в них какую-то тайную мольбу, сожаление о том, что могло бы произойти и не произошло.

   — Когда-нибудь ты понимать, — тихо сказала она, беря его за руку.

   — Пойму что? — Он притворился удивлённым. — Я прекрасно провёл с тобой время.

   — Ты большой лжец. — Её голос едва шелестел в тишине комнаты. — Скоро ты жениться на красивой девушке и иметь красивые дети...

   — Ну да, вроде бедных силезских bambini, — рассмеялся он.

Его попытка пошутить не удалась. Её глаза оставались грустными и серьёзными, голос не изменился.

   — Тогда ты понимать, что так лучше, — закончила она.

   — Прекрасно. Давай выпьем за это. — Он поднял бокал с шампанским, пригубил и покосился на изумруд. — Какой великолепный камень!

   — Я покупать его в Милане, когда давать дебют в «Ла Скала». Знаешь Милан?

Знал ли он Милан?.. Конечно, он знал Милан и его прекрасный собор, сделанный словно из кружевной бахромы. И Флоренцию, и Неаполь, и Рим... Да, он знал Италию лучше собственной страны. На вилле Медичи в Риме художник Гораций Вернёт даже написал его портрет. Он любил Италию! Узкие улочки, босоногие bambini, нищие, старые соборы, огромные palazzi[44]. Грязь, солнце, красота, утрата представления о времени — вот что такое Италия.

   — Ты любишь итальянскую кухню, нет? — спросила она, когда Феликс замолчал.

   — Ещё бы!

Все любят итальянскую кухню. Pizza, past asciutta, risotto — он любил всё это. Но итальянская кухня коварна. Она требует больших способностей. Большого мастерства.

Мария терпеливо ждала, пока он закончит, зная, что он болтает для того, чтобы снять напряжение, оттянуть момент разрыва их отношений.

   — Может быть, завтра я готовить тебе итальянский ужин, si? — предложила она. — Когда я видеть тебя в первый раз, я говорить тебе: «Может быть, я готовить для тебя как-нибудь» — помнишь? Завтра после концерта ты приходить ко мне, и я готовить тебе венецианское блюдо, si?

Вернувшись в тот вечер домой, Феликс заметил под дверью Карла полоску света. Он бесшумно вошёл и был встречен меланхолическим взглядом. Третий секретарь Ганноверской миссии сидел на постели в ночной рубашке и колпаке с кисточкой, со скорбным видом уставившись на ковёр.

   — Почему ты не спишь? — спросил Феликс, присаживаясь на краешек кровати.

Карл издал тяжёлый вздох.

   — Ты видишь человека, пережившего моральный и финансовый крах, — объявил он торжественно. — Сегодня утром мой банкир сообщил мне, что мой счёт пуст, а кроме того, сегодня вечером Сюзи, женщина, которую я люблю, высказала пожелание, чтобы я держался от неё подальше. И лучше навсегда. Хотя её слова не явились для меня неожиданностью, тем не менее это большой удар. — Он со свистом втянул в себя воздух и обратил свои выпученные глаза на друга. — Но не будем обсуждать мои горести. Как твоя неуступчивая примадонна?

   — Сегодня она была очень нежна. Я ещё никогда не видел её такой красивой. Она хочет, чтобы я провёл свой последний вечер в Лондоне с ней. Собирается приготовить мне итальянский ужин.