За полвека - [30]

Да и не кровь — каплют ягоды между кустами,

Праздные яблони голыми машут хвостами,

Черноголовых синиц хлопотня у кормушки,

Кот полосатый, на крик их наставивший ушки…

Да и не вечер ещё ведь: дождинок блестящие искры,

Вот и сороки под чёрным стволом, суетливы и быстры,

Прыгают в жёлто-зелёном над мокрой травою.

И не экран — а веранды стекло раздвижное.

Buges, Loiret, 1997 г.

162.

На тропинках не лыжных

меж дубов неподвижных

на луну набегают,

рвутся облачные клочь…

То ли свечи ослабли?

То ли жёлтые капли

Вверх стремятся упасть

В предрождественскую ночь?

Чуть нагретая хвоя

Нам твердит без перебоя

Что-то очень ночное,

Недоступное уму.

Я совсем не уверен —

Что ли, кто ли у двери?

И с какою он вестью,

От кого и к кому…?

В Рождество веселее

и в дождливой аллее.

Тучки бегают, бегают,

словно мыши и судьба…

Отвори, отвори же,

Говори, говори же —

может зиму пронижет

солнца медная труба?

163.

БУЛЬВАР СЕН-МИШЕЛЬ В ЖЁЛТЫХ ТОНАХ

Как только закат натолкнётся с разгона

На арки мостов и оближет бульвары,

Подгнившую славу со стен Пантеона

Смывают весёлые жёлтые фары.

По стёклам кафе, в их верандах торчащих,

Играя на меди торшеров старинных

Прекрасной эпохи (почти настоящих),

Крошась и ломаясь в зеркальных витринах,

Они пробегутся, исчезнут и тут же

В глаза на мгновенье сверкнут торопливо,

Связав, словно молнией, белую тучу

С клубящейся пеной пивного разлива.

164.

Дубы уходят. Листья остаются.

Вся осень незаметно исчезает,

Но жёлтый свет надолго остаётся.

В закрытых окнах блики остывают —

Исчезнут окна — блики остаются.

А улица — а улица прозрачна,

Дома уйдут — а свет их остаётся:

Горизонтальность окон на асфальте

Нарезана, как плитки шоколада

Из темноты и памяти фонарной…

Стук каблучков на лестнице осенней

В дожди уходит — тучи остаются.

Уходит платье — запах остаётся…

Все верное, все вечное уходит,

А зыбкость остаётся.

Остаются…

165.

БАНАЛЬНЫЕ СТРОКИ

…А всё придумала вода:

Над реками, чтоб отражаться,

Зарифмовала города, -

И с той поры они всегда

В воде двустишьями двоятся,

Со шпилем шпиль, труба с трубой,

И окна с окнами, и даже

Садов неверные пейзажи

В реке рифмуются с собой…

Я наклоняюсь над водой —

А лучше бы с такой судьбой,

Не зная брода, не соваться:

Не срифмоваться мне с собой,

И с временем не срифмоваться,

Одну я жизнь подзагубил,

Кто мне пожалует вторую?

Нет, я б её не раздарил:

Уберегу по мере сил,

И чуть получше зарифмую.

166.

МЫС РА

Pointe du Raz, FinistХre, Бретань

Над головами сонных маяков

Мадонна не спасённых моряков.

В басовых скалах гул — обрывки слов

Всех бывших и не бывших катастроф.

Из всех, кто принесён был той волной,

Последним

прихожу на край земной.

И шумно обнажает пена дней

Седое одиночество камней,

Где замерли у времени в тисках

Три купола на тонких маяках.

Три серых башни сложатся в одну,

Чуть выше пены небо натянув,

Чтоб занавес его ещё висел

Тут, где земля окончится совсем,

И в узких облачных полосках лент

Бетонный колыхнётся монумент.

1997 г.

167.

Тут вливается Сена

в очень мелкое море.

Деревянная церковь

в рыбацком Онфлёре.

Но — не своды, а рёбра

корабля кверху килем.

Рыбаков потонувших

не они ль отмолили?

168.

СТИХИ О ПРОЗЕ

А. Кушнеру

"Ум ищет божества, а сердце не находит"

А. С. Пушкин

А была ли она — благодать?

Та, простая, которую только

Можно бунинским часом назвать?

Без сомнений, без смысла, без толка

Устоялась уездная мгла.

Как щедра ты, небесная милость —

На перине купчиха томилась,

Не иначе — студента ждала.

То ли "Нивы" измятый листок,

То ли скука апухтинской блажи,

Всё впечатано в память, и даже

Из за леса дымок да свисток…

Эту глушь станционных платформ

Бунин как-то сумел — без описки:

Ямщики, паровоз, гимназистки,

Лошадиный рассыпанный корм…

И закат перед криком совы.

Эти сумерки, сад… и вопросы.

И медовы тяжёлые косы,

Что обёрнуты вкруг головы.

Эти пухлые, душные руки

Под сосной разливавшие чай…

Грань веков, ты прекрасна — прощай.

Только память — зубастее щуки.

И на год взгромождается год…

Не по щучьему что ли веленью,

Всё давно похоронено под

Лепестками вишнёвых деревьев,

Расплылись, растворились в дали

Монастырские синие главы,

И поля не сберечь от потравы,

Да и книги в усадьбах пожгли?

Видно впору твердить наизусть

Разбегающиеся приметы:

Это ровная жёлтая грусть,

Это гроздья черёмухи, это —

Одичалая, злая сирень,

И в рассветах тяжёлая мята,

И забытая где-то, когда-то

Вековая кленовая лень.

Хоть бы набережную в Крыму

Отличить от церковной ограды.

Прав Толстой: ни к чему никому

Колокольни, молитвы, обряды…

Что молиться? Уж лучше письмо

(не забыть только марку наклеить!)

И дойдёт оно к Богу само

Покаяньем о тёмных аллеях.

169.

ПРИМОРСКИЕ СТРОФЫ

…Ну а нас ведь просто слишком уж много,

Пишущих и прочих.

Вот и не нужна чужая тревога —

Отсвет в облачных клочьях…

Так на что мне пурпур колесниц римских,

Золотые шлемы…

Мазанки белёные станиц низких —

Крохи той же темы:

Поезд пробегал жёлтой, пыльной степью,

Вдоль моря — автобус.

Первый раз увиденная синяя терпкая

Живая пропасть.

В окно — вдруг опущенное — выстрел ветра.

Так по детски страшен

Контур нависающих криво сверху

Генуэзских башен.

Берег травянистый в волнах тёмных.

Рыба. Кукуруза.

Запах литографий в красочных альбомах

С запахом арбуза

Смешаны…

Вот смысл бессмыслицы: пятна

Памяти младенца.

Каждый год прозрачней, и вышивка внятна,