За полвека - [21]

Квиритской неприступности полно,

А Форум — как сенаторская склока…

Но мостик перейди — и ты спасён:

Трастевере! Гитар бездумный звон,

Бульварная, парижская, морока…

6 —

Бульварная парижская морока

Смешала всё: чиновников и фей,

Такси, арабов, зеркала кафе,

В одно лицо — клошара и Видока.

Иное дело — улочки в Маре:

Дворцы — принцессами в ослиной коже.

И остров Сен-Луи в густой заре,

Где жил Бодлер, и я столетьем позже.

Не всякий мушкетёрски-весел, как

Некрасов, что из кабака в кабак

По Сен-Жермен — беспечно, как сорока…

Ему бы — день да ночь, да сутки прочь!

А мне — твою тревогу превозмочь,

Печальный Лондон, в ожиданье срока.

7.

Печальный Лондон! В ожиданье срока

Осенних парков чуть желтеет сон,

Но зелен вечно бархатный газон,

Как стол бильярдный, ждущий одиноко

Викторианской белизны колонн.

И час игры подходит — слышишь звон?

Биг Бен, Биг Бен, о, до чего ж далёко

Империей моряцкой разнесён

Твой хриплый голос рынды корабельной,

Твой облик романтический и цельный,

И даже уничтоженный туман

Не оборвал судьбы твоей старинной,

И всё all right бы, если б не Берлин — но

Берлин — почти смертельно — пополам!

8.

Берлин — почти смертельно пополам,

Когда ещё срастётся эта рана?

Откроет ли проход удар тарана

В Унтер-ден-Линден из Курфюрстендамм?

Цена drei Groschen торовым громам:

Пока они там в небе отдыхают,

Тиргартенские липы засыхают,

Гуляет серый страх по площадям.

Кривых реклам аляповатый свет

Рассеет ли его? Скорее — нет!

Тревожно засыпают переулки,

Завидуют, как скуки не тая,

На судьбы европейские плюя,

Женева дрыхнет в плюшевой шкатулке.

9.

Женева дрыхнет. В плюшевой шкатулке

Лежат часы. И все они — стоят.

Их столько, что мостить дорогу в ад

"Омегами" — куда дешевле булки!

Ещё дешевле тот, пустой и гулкий

Особо-Обдурённых-Наций ряд,

Где ульями таинственно гудят

Всесветных шпионажей закоулки.

И в брызгах распылив огни Лозанн,

Интернациональнейший фонтан

Зовёт на пароходные прогулки

По озеру… Ну, кто же в том краю

Посмеет вспомнить, что в земном раю

Москва бетоном душит переулки?

10.

Москва бетоном душит переулки,

Стейт-билдинги как доты громоздят.

Вставная челюсть города, Арбат —

Эдем бюрократической прогулки.

И поскучнел навек Нескучный сад,

И Сивцев Вражек съеден силой вражьей,

Зато у мавзолея та же стража,

И проступают пятна, пятна, пят…

Но людям говорят, что это — розы.

Кровь можно смыть в конце концов, но слёзы

С колымских скал или кремлёвских плит

Подошвами годов не оттирают.

Ливан горит… Камбоджа вымирает…

И в лихорадке мечется Мадрид.

11.

И в лихорадке мечется Мадрид.

Ей — больше тыщи лет! Иль вы забыли —

Сюда её арабы затащили,

Когда Роланд был басками побит…

У нас давно монгольский дух забыт,

У них — жужжит дыхание пустыни,

И география к чертям летит:

Мы — Запад, а они — Восток поныне:

И апельсины есть, и нет дорог —

Верней, одна — ни вдоль, ни поперёк,

И та старательно обходит горы.

В песках и скалах каждый поворот

В Альгамбру мавританскую ведёт.

Так чем дышать? Ещё остался город…

12.

Так чем дышать? Ещё остался город,

В который азиатский дух не вхож,

Где в переулках — ветра финский нож,

И небосвод корабликом распорот.

Куда же ты плывёшь? Пока плывёшь,

Российская моряцкая отвага —

Крест голубой с андреевского флага

Дешёвкой алых тряпок не сотрёшь!

Не оторвать от этих берегов

Ключи Петра и Павла вечный зов,

И если глотки заткнуты соборам,

То рекам не предпишешь тишину!

И вот — один такой на всю страну,

И тот лишённый имени, в котором…

13.

И тот, лишённый имени, в котором

Таится Камень-Пётр, небесный гром.

Недаром Храм, как сказано, на нём

Воздвигнут был над сумрачным простором

Не царской блажью, а судьбы укором!

Ещё не родилось и слово "князь" —

Уж Росским Морем Балтика звалась,

А воин новгородский — вариором,

Варягом, вором (Древний смысл — воитель.

Не нравится звучанье? Извините,

Слова меняют чаще смысл, чем вид!)

Словенам, руссам, кривичам и чуди —

Сын Новгорода вам столицей, люди,

Вода, колонны, ветер и гранит…

14.

Вода, колонны, ветер и гранит

В стране озёрной, хвойной и туманной.

Широкий, низкий, жёлто-белый, санный,

Каретный, золотой, садовый… странный:

Сонетную строфу, и ту скривит!

А сам квадратной мертвенностью плит

Задавлен в дисциплине барабанной!

Он — вечный заговор, бунтарский ритм!

Когда со шпиля ангел просигналит,

И плиты в воду с берегов повалят,

Как в Ерихоне — значит быть бунтам!

Сам Бронзовый с Гром-Камня вмиг соскочит:

Трясись, Москва! Он — всё перекурочит.

Европа — остров, тесно городам!

15.

Европа — остров. Тесно городам,

Отмеченным кривой печатью Рока.

Имперской Вены тёмное барокко

И акварельно-тихий Амстердам,

Базарный Рим, пустивший толпы в храм,

Бульварная парижская морока,

Печальный Лондон в ожиданье срока,

Берлин, почти смертельно пополам,

Женева дрыхнет в плюшевой шкатулке,

Москва бетоном душит переулки,

И в лихорадке мечется Мадрид,

Так чем дышать? Ещё остался город

И тот, лишённый имени, в котором

Вода, колонны, ветер и гранит.

108.

Париж

…На Эспланаде —

день морозный и пустой.

И позолоты припорошенная ложь

Твердит, что купол Инвалидов не похож

На Исаакиевский купол золотой.

Три фонаря, три фонаря — такой уж мост.

И повторенье их напомнит наконец,

Что за три тысячи остекленелых вёрст

Есть у него,

чуть подлиннее, мост-близнец.

Те два моста — они похожи неспроста,