За перевалом - [18]

Профессор неодобрительно глянул на ребячью беготню, поднял голову к башне. У новой группы прыжок был затяжной, крылья они развернули почти над деревьями.

— Ах, молодцы!

— Кто? — спросила Ли.

— Как кто — вон те! — Берн показал на улетающих. — Ты-то ведь так не умеешь?

— Почему? Умею, — просто сказала Ли. — Все умеют. Дети сейчас учатся ходить, плавать и летать почти одновременно.

Эоли сегодня был нужен на Полигоне. Ило послал ее присматривать за Алем. «За ним пока нужен глаз да глаз», — сказал он. Ли чувствовала себя неловко: не объявлять же прямо, что прислана присматривать за таким взрослым! А теперь наметилась тема общения — она ободрилась.

— Хочешь, я и тебе все объясню? Ничего хитрого.

— Конечно!

— Пойдем.

В коттедже Ли было так же обескураживающе мало вещей, как и во всех других. Стены в опаловых, желтых, оранжевых разводах, которые складывались в образующие перспективу узоры — и вся роскошь. Коснувшись стены, Ли раскрыла нишу, извлекла продолговатый сверток длиной в свой рост, несколько ампул с золотистой жидкостью; щелкнула застежками на краях свертка, он раскрылся — это и были крылья.

— Нет ничего проще, — сказала девушка. — Это, — она показала ампулу, — АТМа, аденозинтетраметиламин, концентрат мышечной энергии. Да ты, наверно, знаешь, ведь его давно синтезировали…

— М-м… — промямлил Берн.

— И искусственные мышечные волокна тоже, вот такие. — Она пощелкала по синеватым свивам под шелковистой кожей крыльев. — Смотри: берем ампулу, откусываем острие, выливаем содержимое сюда…

Она нашла незаметное отверстие у верхней кромки крыла, вставила и выжала ампулу. По крылу прошел трепет, оно напряглось, развернулось во всю ширину, опало. Другой ампулой Ли заправила левое крыло.

— Заряда хватает на три часа полета. Если АТМа иссякла, а приземляться нельзя или не хочется, то этими тяжами надо закрепить предплечья, бедра и голени… вот так… так… и вот так — и можно лететь еще час. Хотя скорость будет не та. Очень просто, правда?

— М-м… а управлять как?

— Нет ничего проще. Эти бугорки на тяжах — искусственные нейрорецепторы. Когда надеваешь крылья, они примыкают к твоим плечевым, спинным и тазобедренным мышцам, воспринимают их сокращения и биотоки. Тебе остается делать легкие летательные движения, и все.

— Ага!.. — Берну очень не хотелось показаться непонятливым этой огненноволосой и во всех движениях похожей на колышущееся пламя девушке.

А Ли все больше увлекалась. Она живо надела крылья, закрепила тяжи, развернула-свернула — Берн только успел отметить, что крылья были совсем как живые: сизые переплетения мышц, белые тяжи-сухожилия, ветвления желтых сосудов, каркас тонких костей.

— Пойдем, я тебе покажу! — И она балетным шагом, будто на пуантах, выпорхнула из домика.

Лиха беда начало. Полчаса спустя Берн стоял на крыше, на краю нижнего уступа лабораторного корпуса Ило, на высоте восьми этажей, одетый в крылья своего размера; их Ли взяла в соседнем домике. И домики эти, и кроны деревьев были глубоко внизу. Профессор не видел себя со стороны, но не без основания подозревал, что выражение лица у него самое дурацкое.

Ли на своих оранжево-перламутровых крыльях, гармонировавших с цветом волос и кожи, то снималась с крыши, плавно набирала высоту, то стремительно — так, что свистел воздух, — снижалась, опускалась на крышу, ждала.

Отсюда открывался красивый вид: в трех местах из волнистого темно-зеленого моря поднимались такими же, как у корпуса Ило, уступами другие корпуса Биоцентра; крыши у них, как и эта, были матово-серые. Лес наискось рассекала просека; далеко-далеко можно было заметить ее щель в подернувшейся дымкой у горизонта зелени. По просеке шла темная лента дороги; ответвления ее вели к домам. Небо было безоблачное, солнце набирало высоту и накал. Стартовая вышка, обслужив всех желающих улететь, застыла между корпусами стометровой белой иглой в синеве.

На крыше было нежарко. Темно-серые квадраты с алюминиевой окантовкой, выстилавшие ее, не нагревались от солнца. И Берн знал, почему: это была не черепица, а фототермоэлементы с высоким КПД; они обеспечивали током лаборатории и поселок. Такими были крыши всех зданий — и вообще эти серые слоистые пластины были основой энергетики.

Берн узнал, что автотранспорт — белые вагончики, вереницами или по одному несшиеся по шоссе, между зданиями и деревьями, — это не издревле знакомый ему автомобильный транспорт, а автоматический, без водителей. Электромоторы вагончиков питаются прямо от дорог, которые представляют собой сплошной фотоэлемент. Об автомобилях же, двигателях внутреннего сгорания Ли ничего не знала.

Профессор узнал, почему в коттеджах исследователей так мало вещей, — после того как растолковал Ли суть своего недоумения. Не существовало вещей для обладания — со всем комплексом производных понятий: возвышения посредством обладания их, привлекательности… Были только вещи для пользования. Датчики ИРЦ могли продемонстрировать наборы одежд, обстановки, утвари, мелочей туалета, равно как и приборов, машин, материалов, тканей, полуфабрикатов. Достаточно назвать нужное или просто ткнуть пальцем: «Это!» — и это доставлялось. Параметры изделий ИРЦ подбирало по индексам заказчика. Когда миновала надобность, все возвращали в циркуляционную систему ИРЦ; там имущество сортировалось, чинилось, пополнялось новым. Благодаря циркуляции и насыщенному использованию для 23 миллиардов землян изделий производилось едва ли не меньше, чем во времена Берна для трех миллиардов.