За океан. Путевые записки - [167]

Шрифт
Интервал

От бассейна Норриса я ехал уже старою, описанною выше дорогою. Переночевав в гостинице Мамонтовых ключей и полюбовавшись еще раз тамошними чудесами природы, наша партия двинулась наконец в Синабар. От спутников я узнал, что наш кучер, благодаря которому Парковое Общество лишилось лошади, уволен от службы. Все выражали сожаление, но я был очень доволен, что беспечный и безжалостный человек получил достойное наказание.

В Синабаре мы узнали неприятную новость. Поезд из Ливингстона еще не прибыл; какой-то мост на Северной Тихоокеанской дороге сгорел, и это задержало поезд из Чикаго, так что местному поезду некого было везти. Дожидаться пришлось под дождем на платформе, потому что станционное здание имеет ничтожную конурку для публики, и мы, конечно, предоставили ее нашим дамам. Однако и там удобства были невелики. Всё убранство конурки заключалось в скамье и двух табуретах; многим дамам пришлось сидеть на собственных чемоданах и ящиках. Впрочем, кроме упомянутой мебели, тут стояло еще несколько изящных плевальниц (caspador), но они были бесполезны дамам. Эти большие медные плевальницы составляют неизбежную принадлежность всех общих комнат и вагонов в Америке, так как американские джентльмены имеют гнусную привычку постоянно плевать.

Ради развлечения мужчины отправились в балаган подле станции, в котором продаются разные «образцы» из Парка. Тут я насмотрелся между прочим на куски окаменелых деревьев со вкрапленными кристаллами. Цены за образцы довольно высоки, но продавец оправдывался тем, что выламывание кусков из немногочисленных окаменелых деревьев строго запрещено, и ему приходится покупать их за высокую плату от солдат, назначенных для охранения этих чудес природы…

Наконец пришел поезд, и платформа наполнилась вновь прибывшими, которые тотчас разместились в дожидавшихся экипажах и покатили на юг осматривать чудеса Желтокаменного Парка. Наша же партия заняла места в вагонах, и мы поехали на север, в Ливингстон. Покидая Парк, я должен сказать, что это шестое по порядку осмотра чудо Нового Света произвело на меня большее впечатление, чем раньше осмотренные (Бруклинский мост, Природный мост, Мамонтова пещера, Сад богов и Исполинские деревья). Теперь мне осталось видеть лишь седьмое — Ниагару.

XL. Чикаго

В Ливингстоне я узнал, что и на западе сгорел какой-то мост; по полученным телеграммам поезд, с которым я рассчитывал ехать в Чикаго, придет не сегодня вечером, а завтра рано утром. Начальник станции был, однако, настолько любезен, что предложил мне и другим желающим ночевать прямо в запасном пульмановском вагоне, который он затем прикажет прицепить к поезду, так что мы избавимся от ночлега в гостинице и раннего вставания утром.

Пользуясь разгулявшейся чудною погодою, я пошел осмотреть самый Ливингстон и прежде всего отыскал почтовую контору, дабы написать письма и запастись почтовыми марками. Подобно тому, как и в других маленьких городках дальнего Запада, почтовая контора оказалась в глубине бакалейной лавки. Такой порядок имеет двойную выгоду: почтовому ведомству не нужно нанимать помещения (оно предоставляется безвозмездно хозяином лавки, но непременно в глубине, чтобы каждый посетитель конторы прошел через весь его магазин), а лавочник не без основания рассчитывает, что, идя к почтовому окошечку, каждый соблазнится выставленными товарами и купит себе что-нибудь. Такими, так сказать, случайными покупателями хозяин с лихвою выручает плату за помещение конторы, которая, впрочем, занимает немного места. Как бы нарочно у почтового чиновника никогда не оказывается сдачи, и покупающий одну, например, марку принужден менять деньги в лавке, что всего удобнее сделать, приобретя себе какую-нибудь совершенно ненужную вещь. При этом я заметил, что то вары в таких «почтовых» лавках продаются всегда дороже, чем в других местах. Зато приказчики и особенно приказчицы обращаются тут с покупателями в высшей степени вежливо и, прощаясь, прибавляют слова: «приходите опять» (come again).

После почты я успел еще погулять по ливингстонским улицам. Тут вовсе нет мостовых; для пешеходов сделаны деревянные мостки, но столь плохие и опасные для ходьбы, что большинство предпочитает ходить по середине улиц; это совершенно безопасно, так как городских железных дорог не имеется, а экипажей попадается весьма мало.

На ночь, как упомянуто выше, я забрался в спальный вагон и, проснувшись на следующее утро, был уже далеко от Ливингстона. Надо отдать справедливость американским порядкам: прицепка вагона никого из нас не разбудила. Я ехал теперь еще по штату Монтана, долиною реки Иеллостон, и местность была сперва живописная, но вскоре поезд понесся по пространству, известному под именем «скверной земли» (Bad Lands). Даже индейцы всегда избегали этих мест, совершенно лишенных воды. По большей части это холмистая пустыня; тут нет ни травинки. Некоторые обрывы холмов представляют весьма правильные, горизонтальные напластования. Время разнообразилось только переходами в столовый вагон, где пассажиров обильно угощали всевозможными яствами, причём завтраки, ленчи и т. д. продолжались по два часа и более.


Рекомендуем почитать
Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек

Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.


Саддам Хусейн

В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.


Намык Кемаль

Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.


Тирадентис

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Почти дневник

В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.


Балерины

Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.