За океан. Путевые записки - [140]

Нанятая мною телега оказалась весьма старою и дребезжала так подозрительно, что я начал опасаться, доедем ли мы сегодня до цели путешествия? Дороги по пустыне, собственно говоря, нет. Кое-какие колеи почти незаметны, потому что проезжающих очень немного, а грунт весьма твердый. Местность представляет волнистую каменистую пустыню, лишь кое-где поросшую мелкою серою травой, называемою тут «Sage Brush». Изредка попадались довольно большие кучи камней, очевидно, сложенные руками человека. По словам моего возницы, эти кучи еще в незапамятные времена сложены индейцами и служили им (а теперь и нам) указателями при странствованиях, особенно во время беспрерывных войн, как между отдельными племенами, так и при нашествии сюда белых Жара стояла невыносимая, а при езде поднималась такая ужасная пыль, что, при полном безветрии, путешествие было довольно мучительно и, главное, однообразно. Сухость и прозрачность воздуха таковы, что не только упомянутые кучи камней, но и отдаленные горы на горизонте виднелись с поразительною отчетливостью. Мне показалось даже, что на востоке я вижу снеговые вершины каких-то гор. На мой вопрос возница отвечал, что, действительно, это Скалистые горы, а расстояние их отсюда не менее 300 верст! Как мы ни торопились, но всё же, благодаря отсутствию дороги и частым объездам разбросанных глыб, мы ехали довольно медленно, и Солнце стало близиться уже к горизонту, а между тем впереди — всё та же однообразная и грустная картина. Неужели лошади выдержат этот переезд не только без настоящего привала, но и без воды? — Возница очень разумно отвечал, что воды до самой Змеиной реки здесь нет, и потому лошади уже привыкли к подобной системе. Они могут делать даже бо́льшие концы и не пить воды в течение целых суток.

Пока мы беседовали о разных предметах, я узнал, что мой возница — сын хозяйки гостиницы — далеко не глупый мальчик я прошел даже курс какого-то колледжа, где изучал алгебру и геометрию, так что ехать с ним было не скучно. Но меня всего более поразила в нём любовь к природе и уменье находить даже в этой однообразной пустыне истинные красоты. Я уже утомился ездою, хотя еще впервые ехал в экипаже по пустыне; возница же, делающий этот переезд, быть может, в сотый раз, беспрестанно указывал мне то на причудливую кучу камней, то на видневшиеся на горизонте горы, восхищался и восклицал: «полюбуйтесь, какая роскошь!» Его восторг достиг высшей степени при закате Солнца, и я сам не мог не восхищаться этим зрелищем. Огненно — красное Солнце в виде громадного диска закатывалось на совершенно ровном и открытом месте горизонта. Всё небо на западе приняло какой-то волшебный, пурпуровый оттенок, переходивший последовательно в голубой, зеленоватый и даже желтый. Противоположная же восточная часть небосклона представлялась ярко-синею. Но это не была постоянная картина. Напротив того, ежеминутно цвета и оттенки, равно как ширина отдельных полос, менялись. Когда же диск Солнца скрылся за горизонтом, то вся западная часть небесного свода весьма продолжительное время горела столь ярким красновато-пурпуровым блеском, что можно было принять это за огромное зарево как бы лесного пожара. Словом, за мои путешествия, или, вернее, вообще ни разу в жизни, мне не приходилось видеть подобной величественной картины солнечного заката.

После заката Солнца темнота начала наступать довольно быстро, а пустыня представляла всё ту же седую, однообразную, волнистую местность. Судя по времени, мы должны были находиться уже недалеко от водопада, но отчего же не слышно рева? На такой вопрос мой возница отвечал, что шум водопада не будет слышен вплоть до тех пор, пока мы не доедем до самого обрыва каньона. Водопад лежит на дне столь глубокого ущелья с почти вертикально промытыми стенами, что звуки несутся только вдоль каньона и в высоту. В стороны же они не распространяются. Я пробовал останавливать телегу и раз даже вышел из неё и приложил ухо к земле, но кругом была мертвая, могильная тишина, прерываемая лишь храпом лошадей.

Между тем до водопада было уже не далеко, и вскоре зачернелась верхняя часть противоположной стены каньона. Чрез несколько мгновений мы подъехали прямо к провалу, в котором, однако, я ничего не мог различить. Только шум водопада был слышен явственно, но далеко не с такой силой, как я ожидал. Объясняется это тем обстоятельством, что дорога по спуску лежит на полверсты выше водопада, главный же грохот падающей воды происходит, конечно, внизу, у подножья водопада и несется вниз по каньону; сюда же назад достигают лишь звуки, отраженные неровностями стен. Дорога вниз пролегает вдоль обрыва и образует весьма опасный и крутой спуск, ничем не огороженный со стороны пропасти. Понятно, я тотчас вылез из телеги и при последних проблесках сумрачного света стал спускаться почти ощупью. По мере спуска делалось всё темнее и темнее, так что я наконец перестал даже различать телегу, двигавшуюся передо мною всего лишь в нескольких шагах.

Опасный спуск со многими поворотами и неожиданными каменными ступенями, на которых телега обрывалась с таким треском, что, казалось, готова была сейчас же рассыпаться, продолжался не менее получаса. Очутившись наконец на самом дне каньона, мы проехали небольшое пространство, густо обросшее кустами, и выехали прямо к воде. Это — Змеиная река. Оказалось, что гостиница построена на противоположном берегу, несколько ниже по реке, и нам предстояло еще переправиться на другую сторону на пароме (ferry). К счастью, паром был подле нас, но сколько возница ни кричал, голос его сливался с шумом водопада, и никто не откликался. Предстояло распорядиться самим. Паром устроен в виде небольшого плота, достаточного для помещения телеги с лошадьми. С одного берега на другой протянут крепкий проволочный канат. Поставив телегу, мы долго еще провозились, пока удалось отвязать паром: в темноте нельзя было видеть веревок. Однако, паром был наконец отцеплен, и я вместе с возницею начали вращать колесо ворота, на который намотан проволочный канат. Работа была не легкая. Мокрый канат, поднимаясь прямо из воды, обливал нас с головы до ног, в темноте трудно было действовать правильно; а мой возница оказался слабосильным и мало мне пособлял. К тому же лошади беспокоились и не хотели стоять на месте; возница поминутно бросал ворот и кидался их уговаривать. Кругом — мрак, рев водопада и узкая полоса неба, замыкающаяся стенами глубокого ущелья. Что, если бы канат лопнул и нас понесло бы вниз, к водопаду?