За облаками – солнце - [16]

Он вдруг покраснел, и она поняла, что угадала. Так и начался этот странный роман-дружба. В тот день он рассказал ей о доме-сказке, который вобрал в себя несколько более ранних построек. Майоликовые панно для него создавал художник Малютин по мотивам языческого эпоса. Внутри, по проекту того же художника, стены покрывала резьба по дереву, но что от былого великолепия дошло до наших дней, сказать гид-всезнайка, который представился Андреем, не мог.

Внимание взрослого мужчины льстило десятикласснице. Лара признавала интеллектуальное превосходство Андрея и пользовалась его склонностью к менторству. Он прекрасно знал Москву, и то, что было лишь смутным ощущением привязанности, под влиянием книг и совместных прогулок оформилось у Лары в чувство любви к городу, который она теперь знала довольно хорошо. Андрей приводил ее к себе, в двушку на Кутузовском, доставшуюся ему от бабушки и полную старых вещей. Они готовили что-нибудь незамысловатое, иногда просто чай. Но скатерть была из лионских кружев, а посуда – дореволюционное серебро и фарфор. Андрей с удовольствием играл роль учителя, показывая, как накрывать на стол, рассказывая об искусстве и религии. Он все же заставил Лару показать фотографии и был неприятно поражен зрелостью и страстностью ее работ. Что-то было в этой девочке, которая взирала на него широко открытыми глазами и так жадно слушала его рассказы. Сначала он решил, что она вовсе ребенок, но потом понял, что это не так. Чувственный рот, знающий взгляд и изредка проскакивающий цинизм волновали его больше, чем он хотел себе признаться. Молодой человек только что расстался с женой и к новым серьезным отношением был не готов. А ненастоящий роман с молоденькой студенткой педа (умненькая Лара сказала, что студентка, а не школьница, чтобы не напугать мужика) его забавлял: он водил ее на фильмы Тарковского, читал ей стихи, показывал старую Москву и сам не заметил, как влюбился в это очаровательное большеглазое создание.

Андрей стал сбиваться с тона. Вел себя то как старший брат, то как будто они много лет женаты и страсти уже нет, но осталась нежность. Лара, хоть и была молода и неопытна, женским своим чутьем прекрасно все понимала. Ей было стыдно использовать мужчину, которому она ничего не даст взамен, но что-то мешало прервать этот роман – не роман, эти сложно-странные отношения. «Я должна сказать ему, что у меня есть жених, что я люблю другого», – сто раз повторяла она себе, а сама только смотрела, как все глубже увязает мужчина, как мучается и тревожится, желая ее и боясь напугать вдруг вспыхнувшей страстью. Они встречались почти год и – никто бы не поверил – ни разу не целовались. Но однажды он не выдержал: они собирались на каэспэшный концерт в каком-то подмосковном лесочке и заскочили к нему домой за термосом и еще чем-то. Лара стояла у окна, возбужденная предстоящим приключением, и что-то жизнерадостно лепетала, а потом замолчала, зачарованная видом на Триумфальную арку.

И вдруг он обнял ее сзади. Руки, скользившие по ее плечам, и его явно возбужденная плоть, которую Лара чувствовала, вызвали в ней ответную горячую волну. Что-то напряглось внутри, натянулось. В нарастающем возбуждении она повернулась, позволила себя поцеловать – и вырвалась. Андрей сделал шаг к ней, но совладал с собой и сказал только:

– Прости, я не хотел напугать тебя. Ты не готова, я подожду.

Но дело было не в этом. А в чем? В химии? Что-то было неприятное в этом поцелуе? Она так и не смогла понять, почему вырвалась тогда. Потом, обдумав все хорошенько, решила, что это потому, что любит она Сергея. Андрей – не тот человек, кто мог бы послужить ей для разрядки. Их сближение неминуемо привело бы к новым, глубоким отношениям. А она испугалась. Надо было или рвать отношения, или идти дальше – так продолжаться не могло. Преподаватель мехмата, похожий на молодого Блока, или ее любимый Сергуля. Лара вдруг с беспокойством поняла, что не хочет терять Андрея, что он нужен ей. Но платонические отношения подошли к концу, и она сделала свой выбор. Разрыв этот Лара до сих пор вспоминала с чувством стыда и неловкости. У нее не хватило смелости признаться в том, что она уже ждет ребенка от другого, что через два месяца выходит замуж. Она просто по-детски избегала звонков, не приходила на свидания, поменяла маршрут, которым ездила домой. Однажды Андрей все же поймал ее подле дома.

– Что случилось?

– Ничего. – Пустой взгляд, челюсти мерно двигаются, пережевывая жвачку. Он этого терпеть не мог.

– Ты боишься меня?

– Нет. Но… не приходи больше. И не звони.

Несколько секунд Андрей молча смотрел на нее. Она никогда не видела раньше, чтобы на лице и во взгляде его так менялись выражения. Сначала это было недоумение и растерянность. Их сменили боль и гнев. А потом – презрение. «Должно быть, он решил, что все выдумал про меня, – думала Лара вечером, хлюпая носом и стараясь, чтобы мама не услышала, как она плачет. – Решил, что я лишь кукла, глупая пустышка, не достойная его терпеливого и уважительного отношения». Самое смешное, что она никогда не забывала Андрея. Его, человека, с которым даже ни разу толком не поцеловалась. И иногда ловила себя на том, что хотела бы знать – что он сказал бы об этой книге? Видел ли он этот фильм? И как здорово было бы погулять и поговорить – обо всем. Будь Лара умнее и старше, возможно, она сумела бы сохранить его как друга, но тогда… что говорить…