Елена Чалова
Пустите меня в Рим
Вот опять я купила новенькую тетрадочку и строчу дневник. Последний кончился месяц назад, и я просто соскучилась без собственного жизнеописания. Ну, у каждого свои недостатки. Я, например, обожаю все записывать. У меня есть отдельные тетрадочки для цитат, для рецептов, для списков важных дел. Я даже сама себе поставила диагноз: графоман. Это, к сожалению, не звучит гордо. Более того, это звучит глупо, потому что я – женщина, а не знаю, как образовать женский род от слова «графоман». Графоманка? Кажется, так и есть, но мне совершенно не нравится, как это слово выглядит. Подозрительно смахивает на нимфоманку. А я, между прочим, не такая. Я, прошу заметить, довольно положительная девушка с почти законченным средним образованием, постоянным молодым человеком и без большого количества темных пятен на биографии. Ну, если мы не будем считать прегрешения типа кражи варенья у соседки во время учебы в младшей и средней школе. Варенье мы таскали у подслеповатой бабульки каждый год, оправдывая себя тем, что бесплатно гуляем с ее собачкой и в магазин бегаем безотказно, когда бабе Шуре неможется. Бабулька ворчала, охала, что совсем плохая стала, что и не помнит, сколько банок сварила. И только когда мы стали старше, классе в десятом уже, проходя мимо двери соседки с наклеенными печатями – баба Шура как раз померла на прошлой неделе, – я вдруг подумала, что бабка варенье-то варила для нас, дураков. Куда ей было по пять банок клубничного, яблочного, сливового да еще вишню?
Юность блаженна тем, что события, которые в зрелой жизни дают лишь эмоции, переживания, в юности заставляют человека думать, принимать какие-то решения. Я сидела на коврике у двери бабы Шуры и плакала, внезапно осознав значение слова «поздно». Как же это нечестно – уже не сказать «спасибо», не улыбнуться лишний раз, не сходить в магазин. Домой вернулась с опухшими глазами и на испуганный вопрос мамы, не обидел ли кто в школе, привычно уже огрызнулась. Мама вздохнула и, покачав головой, пошла разогревать обед. А я вдруг испугалась. Что же это я делаю? А если меня завтра машина переедет? Про то, что с мамой может что-то случиться, я даже мысленно представить боялась... И что, я опять буду плакать на коврике? Не поверите – мне этого хватило. Я пошла за мамой и сначала долго ревела, оправдываясь тем, что жаль вдруг стало бабу Шуру, а потом помогала ей с обедом. Не скажу, что стала паинькой, но слышала, как через пару месяцев мама разговаривала с Настей, матерью моей лучшей подружки Светки. Та не знала, что делать, – Светка хамила, курила в открытую и мать ни во что не ставила.
– А твоя как? – спросила тетя Настя, поднимая сумку и собираясь двинуться дальше к дому.
– Да моя как-то одумалась, – осторожно, наверное, чтобы не спугнуть удачу, ответила мама. – Видно, миновал переходный возраст.
– Ну, да она у тебя девочка разумная, не то что моя шалава. – И, повздыхав, Настасья пошла к дому.
Несмотря на некоторую разность в протекании переходного возраста, мы со Светкой подружки неразлейвода. Она заводила, которую побаиваются даже ребята во дворе, а я олицетворяю разумное начало, и порой мне удается удержать подругу от безрассудств.
Наша компания совсем обычная, такие есть в каждом дворе: вечерами мы сидим на лавочках или под грибочком детской площадки, если дождь. Покуриваем, пьем что-нибудь вкусненькое из банок. Или пиво. Наркотой не балуемся – придурков нет. Мой Андрей – самый крутой в нашей компашке. Внешность у него довольно заурядная, как выразилась Светка – среднерусская. Я тогда обиделась даже. Вообще-то, говорю, это возвышенность есть такая, Среднерусская, а про внешность так не говорят. А она мне: да хоть как – вот же он, средний русский: чуть широковаты скулы, твердый подбородок, русые волосы и серые глаза. Не урод, не красавец. В школе он нормально успевал, хоть та же Светка и гудела: это потому, что мама его на всех собраниях и во всех комитетах, а папа... папа у Андрюши крутой. Но он и сам не дурак – учился как мог, в институт поступил. Мне все девчонки завидуют, что бы там Светка ни говорила. Он такой накачанный – любо-дорого посмотреть. Хотя Стас, конечно, симпатичный – такой жгучий брюнет с голубыми глазами. Он безнадежно влюблен в Светку, которая позволяет себя провожать и целовать, но я-то, как лучшая подружка, знаю, что это просто временный, проходной вариант.
– Должен же быть кто-то, – говорит Светка. – Что я, чучело какое, без мужика быть?
Само собой, она не чучело. Светка, между прочим, натуральная блондинка, с пепельными волосами и голубыми глазами. Что еще женщине нужно для счастья? Нет, ее послушать, так ей много чего надо: чтобы грудь была на два размера больше, губы – полнее, зубы – белее, кошелек на пару кило тяжелее... А каждый день жизни должен начинаться с приключения. Приключения на свою голову она ищет с завидной регулярностью. Если летом яблоки воровать с чьей-то дачи – Светка первая. Школу ночью из баллончиков раскрашивать – ура! Пирсинг в бровь сделать – первая в школе тоже Светка. Ну а уж мелкие шалости типа швыряния тортов в местных политиков, чем-то не угодивших «Гринпис»! Долгое время Светка гуляла с Артуром – он был старше нас, имел свой бизнес и навороченный «мерседес», но потом что-то у них там не сложилось, и Светка от него быстро свалила. Особо она ничего не рассказывала, просто заявила, что Артур – козел и она с ним больше не общается. А потом за ней стал ухаживать Стасик.
