За нашу и вашу свободу - [46]

Когда Роман услышал это, у него на глаза навернулись слезы. «Вот она, Революция!..» — подумал он с горьким восхищением.

Раздалась команда: «В поход!» Шли долго, всё лесом. Потом вышли на открытое место. Вдали блеснула речка Счерчеж. Двигались уступами: справа впереди — рота Романа, левее сзади — рота Эйтмановича. Эту небольшую колонну замыкал Гром со своими стрелками. Совсем позади шли безоружные. Врублевский находился в голове отряда. Духинский поспевал всюду. Только что он был в головной роте и приказал готовиться к переправе через реку. А сейчас ускакал назад, чтобы подтянуть тылы.

Внезапно раздались выстрелы. Они доносились слева, из-за леса. Люди смешались. Духинского не было. Врублевский приказал залечь и покуда огня не открывать. Из роты Грома прибежал бледный боец и сообщил, что Грома атаковали казаки, что полковник Духинский с небольшим патрулем отрезан и не то убит, не то взят в плен.

Врублевский немедленно разослал ординарцев во все роты с приказанием стянуться к реке. Вдали показались казаки. Врублевский рассыпал людей в цепь и приказал открыть беглый огонь из всех имевшихся ружей. Казаки отхлынули. Но не надолго. Патронов у партизан было мало, огонь редел, и казачьи волны снова накатывались на поляков.

Тогда Врублевский поднял косинеров и повел их в атаку на казаков, засевших в зарослях у реки.

Трижды повторилась эта атака, трижды люди с косами шли против людей с ружьями. Но что могло сделать холодное оружие против огнестрельного! «Может быть, Домбровский даже и в этом положении нашелся бы…» — с тоской подумал Врублевский. Он приказал отступить.

Таких столкновений, как при реке Счерчеж, было множество. Война повстанцев с царской армией рассыпалась на мелкие стычки, незначительные бои, партизанские набеги.

Под Плоцком командовал Зыгмунт Падлевский. У него был сравнительно большой отряд — свыше двух тысяч человек. Но вряд ли он мог считаться серьезной воинской силой. Большая часть его была вооружена косами, и это еще считалось хорошим оружием; около трехсот повстанцев пришли с кольями, баграми, палками. У кавалеристов — их набралось до полутораста — сабля была редкостью; их оружием был кнут. Только человек двести имели ружья — самые разнообразные — от старинных пищалей до охотничьих двустволок. Свыше пятисот повстанцев вообще не имели оружия и считались, так сказать, кандидатами в косинеры, среди которых потери были особенно велики. Обоз состоял из нескольких десятков повозок.

Но Падлевский не терял бодрости. У реки Нарев он остановил своих людей и приказал собрать окрестных крестьян. Один из повстанцев, обладатель громкого голоса, взобрался на повозку и прочел вслух манифест Временного правительства. Горячие слова манифеста воспламенили собравшихся. Ничто в этот момент не страшило их — ни отсутствие оружия, ни собственная раздробленность, ни надвигавшиеся царские войска. Победа казалась легкой. Вдохновленные духом свободы, они кричали: «Да здравствует Польша!»

Падлевский созвал командиров и объявил:

— Готовьте переправу через Нарев. Мы направляемся к прусской границе.

Все удивились.

— Понимаю ваше удивление, — сказал Падлевский, поглаживая свое чисто выбритое лицо.

Он считал вопросом чести сохранять и во время похода бравый подтянутый вид. Он говорил, что самая наружность командира должна дисциплинировать людей.

— Но, — продолжал Падлевский, — мы не можем сражаться голыми руками. А за прусской границей нас ждет оружие, настоящее боевое оружие, закупленное за границей.

Гул восхищенных голосов покрыл его слова.

Переправа через Нарев прошла благополучно. Но дальше их настигли царские полки. Отбиваясь и кружа, уводя свой отряд в леса, гуськом пробираясь тропинками сквозь болотные топи, Падлевский все же привел людей к назначенному месту на границе.

Здесь их ждало тягчайшее разочарование: оказалось, что немцы конфисковали оружие. Единственное, что удалось уберечь, это сто бельгийских штуцеров.

Падлевский с сомнением вертел в руках это легонькое, почти игрушечное ружьецо.

— Если все оружие только такое, — сказал он, — то не будем о нем жалеть. Видимо, наши агенты по закупке оружия либо жулики, либо предатели, либо ни черта не смыслят в военном деле.

Действительно, в первом же бою штуцера вышли из строя и из боевого оружия превратились в безобидные тросточки.

Обо всем этом Пеля рассказала Домбровскому во время их очередного свидания. Вести с фронтов приносили ей люди, прибывавшие в Варшаву. Ярослав мрачнел, слушая ее рассказы. Он просил ее выяснить, где находится Сераковский. Ярослав понимал, что восстанию недостает опытного военного руководителя.

Не так легко было установить местопребывание разрозненных повстанческих сил. Пеле удалось узнать, что Сераковский организует партизанское движение в Литве. Но точно, где он, никто не знал. Их немало бродило по Варшаве — повстанцев, назначенных подпольным командованием в разные отряды, но не знавших, где они в данный момент действуют.

К Пеле забрел некто Оксинский, совсем юный паренек, маскировавший свою молодость, по моде того времени, пушистой бородкой. С первыми же словами приветствия он вынул из кармана хорошо известную Пеле голубую карточку Польского революционного комитета «Земли и воли». Пеля пожурила его за пренебрежение элементарными правилами конспирации. Оксинский спросил ее, как ему попасть в отряды Падлевского. Все, что Пеля могла сделать, это направить его на явочную квартиру к Потебне.