За нашу и вашу свободу - [39]

Но не это одно мучило узника. С тревогой обнаружил он непонятный пробел в манифесте комитета. Там не было ни слова о боевом союзе с русскими революционерами. Между тем Домбровский, сам офицер русской службы, знал, как глубоко проникли в русскую армию революционные настроения. Если поляки вдохновлялись примерами самоотверженной борьбы польских повстанцев 1831 года, то русские революционеры не забывали о своих героических предшественниках — декабристах 1825 года.

Домбровский знал также, что не только идейные мотивы были причиной недовольства младшего офицерства. Другим источником этого недовольства было малое жалованье — от 240 до 270 рублей в год. Роптали и солдаты на уменьшение порций мяса в рационе, на то, что не выдавали на руки всю порцию хлеба да сократили выдачу водки. Революционная агитация в их среде имела успех. Солдаты и унтер-офицеры втягивались в подпольную организацию.

По сведениям, которые ему приносила Пеля, Домбровский знал, что дружеское общение русских революционных офицеров и польских повстанцев вышло далеко за рамки сочувственных разговоров. Была заключена конвенция между польским Центральным национальным комитетом и русским комитетом «Свободная Россия», который, в сущности, был организацией «Земли и воли».

Пеле удалось во время одного из свиданий передать Ярославу герценовский «Колокол». Там был напечатан манифест Центрального национального комитета, а рядом — воззвание русского офицерского комитета, где было сказано, что близок час, когда офицерству придется решить, «стать ли в роли палачей Польши или вместе с ней восстать»!..

Наконец состоялся суд. Ни одного веского доказательства вины Домбровского представлено не было. Блестящей защитой он легко опроверг шаткие подозрения суда. Ничего не было доказано — ни участие Домбровского в покушении на Велёпольского, ни принадлежность его к революционной партии. Суд вынужден был признать Домбровского оправданным.

Но тем не менее из тюрьмы его не выпустили. Какая-то тень смутных подозрений витала над ним. По-прежнему искали порочащих сведений о нем и по-прежнему не находили их.

Тщетно Домбровский писал прошения, петиции, жалобы, ссылаясь на решение суда и требуя своего освобождения. Все его обращения к властям оставались без ответа.

А между тем Польша горела. Она была объята восстанием.

Глава 18 «Варшавские ребята»

Если из столицы следовать по старой проезжей дороге в Сохачев, то возле деревни Бабице зимой 1862 года можно было заметить непривычное оживление. На шоссе этом, обычно малолюдном, то и дело мелькали кареты, брички, крестьянские возки. Они останавливались либо у деревни, либо у лежащего неподалеку местечка Буды Заборовской. Пассажиры, большей частью молодые люди городского вида, с баулами, с саквояжами, не теряя времени, рассеивались по хатам. Изредка здесь появлялся высокий черноусый мужчина с военной выправкой. Окружающие почтительно именовали его: «пан капитан». Он уводил молодых людей в соседний Бабицкий лес. Здесь они вынимали из тайников небогатое свое оружие: несколько разнокалиберных ружей, частью охотничьих, и крестьянские косы. Капитан обучал их приемам стрельбы. На косы он смотрел скептически.

— По чести говоря, — замечал он, вздыхая, — какое же это оружие! Я прошел две кампании, крымскую и кавказскую. Но даже дикие кавказские горцы, даже они вооружены отличными дальнобойными штуцерами. О, польская бедность!

Все же капитан пытался разработать тактику боя косами. Выбрав полянку с молодыми березками и елками, он бросал на них в атаку своих юных косинеров. Пуще всего капитан боялся, чтобы они не порезали друг друга.

Городские ребята эти никогда не держали в руках косы. Азартно и неумело били они по тонким деревцам, воображая, что это царская кавалерия.

Таков был повстанческий отряд, руководимый бывшим капитаном русской службы Валерием Ремишевским, «кавказцем» — так называли в Польше тех, кто воевал в русских войсках на Кавказе. Последняя служба его протекала на Украине, в одном из пехотных полков. Именно отсюда он ушел в августе шестьдесят второго года, чтобы присоединиться к делу освобождения Польши.

Он сам организовал этот подпольный отряд из варшавской молодежи. Отряд так и назывался в конспиративных польских кругах — «Варшавские ребята».

Валерий Ремишевский жил постоянно в Варшаве и проводить занятия в Бабицком лесу нередко поручал беглому юнкеру гренадерского саперного полка Здиславу Стахурскому, которого он именовал своим «помощником по строевой части». Стахурский, хмурый, неразговорчивый юноша атлетического сложения, жил постоянно в Бабице. Этого нельзя было сказать о большинстве «Варшавских ребят». В тесных избах им нелегко было разместиться. А с другой стороны, молодежь эта, привыкшая к городскому комфорту, не стремилась селиться в деревне.

— Если бы шли боевые действия, другое дело, тогда бы мы все здесь жили на военном положении, правда, Щепан? — говорил Марек Боркевич, сын варшавского врача.

У этого восемнадцатилетнего золотоволосого красавца был такой живой характер, что он ни минуты не оставался без движения, то теребил свой чуб, то жонглировал всем, что попадало ему под руку, то похлопывал по плечу своего закадычного друга Щепана Михалюка. Даже в воинском строю, где полагалось по команде «смирно» неподвижно замереть, Марек пританцовывал, чуть-чуть, едва заметно. Но это не ускользало от бдительных глаз сурового строевика Стахурского. Марек тут же получал строгий нагоняй, который он, впрочем, выслушивал с довольно беззаботным видом.