«За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года - [112]
Расчеты Кеневича и Черняка основывались на уже известных нам предположениях о новом подъеме крестьянского движения, в особенности в Поволжье, на ожидаемом содействии казанских землевольцев, на впечатлении, которое произведет на народ манифест, наконец, на наличии в гарнизоне Казани и других поволжских городов революционно настроенных офицеров и значительного числа солдат поляков.
В средине марта Черняк приехал в Казань. Уже предупрежденный заранее Иваницкий организовал встречу Черняка с группой студентов-землевольцев. Изложенные Черняком планы ошеломили казанских землевольцев. Они также готовились к восстанию, вели пропаганду среди крестьян, создали свою боевую дружину и учились обращению с оружием, но поднять восстание через какой-то месяц? Лучше чувствуя обстановку на месте, они не верили в успех неподготовленного движения. Но, с другой стороны, каждая вспышка в глубине России могла стать существенной помощью повстанцам в Польше, Литве, Белоруссии, а тем самым содействовать победе общего дела. Не чуждо было им и высказанное Иваницким убеждение, что достаточно выставить посреди деревни стяг с надписью «Земля и Воля», чтобы вокруг него собрались все крестьяне. Черняк обещал прислать ко времени, намеченному для начала восстания, из Москвы группу офицеров — руководителей и оружие. Согласие было достигнуто.
Решительный протест со стороны казанских землевольцев вызвало сообщение Черняка о предполагаемом использовании подложного манифеста. Они заявили, что считают такие методы неблагородными и безумными. Народу надо говорить правду. Как образец они привели листовку «Долго давили вас, братцы».
После отъезда Черняка из Казани активную подготовку к будущему выступлению развернул Наполеон Иваницкий. «Это был очень интеллигентный, симпатичный молодой человек лет тридцати, привлекавший всех нас к себе недюжинным умом и безграничной преданностью революционному делу», — писал в своих воспоминаниях землеволец Иван Краснопёрое. Эта характеристика бесспорно правильна, но не полна. Искренний и горячий революционер, Иваницкий, как и многие участники революционного движения того времени, был очень неопытен. Грядущая революция представлялась ему, как мы видели, делом простым и довольно легким, необходимыми правилами конспирации он пренебрегал. Не удивительно, что среди людей, которым стали известны планы восстания, оказался предатель — студент Иван Глассон.
2 апреля прибывший в Петербург Глассон сделал донос властям о подготовке восстания в Казани. В это же время начали поступать сведения об «апостольской» деятельности землевольцев в Поволжье и Приуралье. Некоторые студенты-«апостолы» были арестованы. Власти всполошились. По приказу из Петербурга в Казани были приняты чрезвычайные меры предосторожности, город был поставлен в военное положение. План неожиданного овладения губернским центром стал невозможен.
Студенты выслали на дороги, ведущие к Казани, дежурных, чтобы предупредить об опасности Черняка, который должен был приехать в Казань. Но вместо Черняка 14 апреля приехал его уполномоченный — петербургский студент Юзеф Сильванд. Он привез большое число прокламаций трех видов (это были подложный манифест, воззвание от имени Временного Народного правления и воззвание с заголовком «Земля и Воля. Свобода вероисповедания»), четырнадцать револьверов, четыреста рублей и уже утратившую значение инструкцию об овладении Казанью.
При встрече с землевольцами на квартире члена польского военно-революционного кружка Ромуальда Станкевича Сильванд выдвинул новый план — отказаться от попытки восстания в Казани, а развернуть движение на периферии губернии. Участник совещания офицер-революционер Александр Мрочек поддержал эту мысль, предложив атаковать Ижевский оружейный завод, что сразу решило бы вопрос о вооружении восставших.
Но планы эти не получили реализации. При содействии Глассона, вернувшегося в Казань уже в качестве провокатора, власти получили улики, необходимые для ареста Иваницкого. Вслед за тем развернулись аресты среди казанских студентов. В Москве был задержан Мрочек. Следствие по делу о «казанском заговоре» было начато в Петербурге,
Иероним Кеневич с конца февраля находился в Москве. Теперь пребывание его здесь было отнюдь не спокойным. 2 марта полиция получила анонимный донос на него и Воейкову. В доносе говорилось, что на квартире Воейковой собираются поляки и что Кеневич в конце 1862 года отправлял из Москвы оружие и порох, У Воейковой был произведен обыск. Он не дал результатов: хозяйка успела выпустить гостя через черный ход. Угроза на этот раз миновала, но было ясно, что подозрительный иностранец уже привлек к себе внимание. Воейкова уехала за границу и остановилась в родном городе Кневича Нанси, где в мае ее в последний раз навестил Кеневич.
Результаты поездки Черняка в Казань воодушевили Кеневича, намеченный Иваницким план ночного захвата города представлялся ему реальным. Но когда из Казани вернулся Сильванд, стало очевидно, что надежд на организованное восстание питать не приходится. Оставалось лишь возбуждение крестьянских волнений посредством подложного манифеста, что, во всяком случае, встревожило бы правительство, а тем самым облегчило бы в какой-то мере борьбу повстанцам. Ведь со дня на день должно было вспыхнуть восстание в Белоруссии, куда уже уехал Звелдовский. И Кеневич, твердый в исполнении намеченного плана, решил пустить в ход манифест.
Ярослав Домбровский — человек по-настоящему замечательный, имевший очень интересную и поучительную судьбу. Автор, рассказывая о своем герое, пользовался такими источниками, которые воссоздают максимально близкий к действительности облик исторических событий середины XIX века: патриотические манифестации в Варшаве, восстание в Царстве польском, покушение на русского царя Александра II, Парижская коммуна. Герой книги — непосредственный участник описываемых событий.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.