За нами Москва. Записки офицера - [40]

Шрифт
Интервал

— Основное направление главного удара немцев, — продолжал подполковник, — это, разумеется, шоссе Ядро-во — Горюны — Покровское. Наши саперы в этом направлении устроили заграждения и препятствия в несколько рядов, лесные завалы и дороги заминировали, но их надо охранять и прикрывать огнем, иначе противник преспокойно обезвредит их: разберет все эти препятствия, разминирует и пройдет. Прикрытие из полка Капрова и мой артиллерийский полк не уйдут отсюда до тех пор, пока противник не подойдет к линии заграждения минных полей. Мы будем работать на вас, а с выходом противника к последней линии заграждения и минных полей я отсалютую ему двумя-тремя залпами и под вашим прикрытием начну отход к основным силам дивизии. Так мне приказано. Генерал приказал мне не вмешиваться в ваши дела, — значит, мы с вами на первых порах наступления противника будем только взаимодействовать… Подполковник, еще кое-что посоветовав мне, ушел к огневым позициям.

Я вызвал Рахимова, Бозжанова, Танкова, Степанова, кратко изложил им обстановку и уяснил задачу, указал им по карте заграждения и минные поля и отдал необходимые распоряжения.

— Что, товарищ комбат, мы оставляем Горюны? — встревоженно спросил Танков.

— Нет, не оставляем. Сначала дадим бой противнику у заграждений и минных полей, а потом снова займем Горюны. Нас поддержат два кургановских дивизиона. Наши три взвода — считайте, это рота, капровцев почти две роты — вот вам, можно сказать, целый батальон. Впереди плотные заграждения и минные поля. Думаю, что до вечера можно будет повоевать. Я не принял бы такого решения, а сидел бы и ждал подхода противника к Горюнам, если бы не заручился твердым обещанием подполковника Курганова поддержать нас на первых порах огнем двух дивизионов, тем более, что генерал обещал подбросить около тысячи снарядов.

— Тогда другое дело, — сказал Бозжанов, — конечно можно повоевать!

— Ведите людей взводными колоннами от железнодорожной будки по шоссе.

— Но так мы обнаружим себя, товарищ комбат! — вырвалось у Танкова.

— Горбун-разведчик висит в воздухе. Он, конечно, видит наши окопы. Я хочу, чтобы немец знал, что мы здесь. Ведь не прятаться же мы здесь остались!

— Значит... — запнулся Бозжанов и недоуменно пожал плечами.

— Значит, — повторил я, — пусть он знает, что шоссе ему не зеленая улица.

— Дошло, товарищ комбат! — рассмеялся Бозжанов:

— Вы, Хаби, летите в Гусеново к генералу и доложите ему мое решение. А вы, товарищи, можете идти и действовать, если нет ко мне вопросов...

Рахимов не мог жить без схем, у него было развито графическое мышление. Другие командиры ушли выполнять приказание, а он сел чертить схему.

— Зачем вам схема? Берите карту и езжайте.

— Товарищ комбат, разрешите все-таки ваше решение отразить на схеме, хотя бы вчерне, — попросил он. — Признаться, до меня не все еще дошло, а я должен уяснить и понять, чтобы толком доложить генералу.

— Чертите, Хаби, уясняйте, коль вам не все еще ясно...

Спустя некоторое время Рахимов ознакомил меня со схемой.

— Вот так и докладывайте генералу, — сказал я. — Мне генерал приказал не задерживать капровцев. Когда он одобрит наше решение навязать бой противнику, прикрываясь заграждениями, скажите ему, что я решил задержать капровцев до наступления темноты.

— А если он прикажет немедленно снять капровцев, что тогда?

— Думаю, что генерал разрешит их оставить до вечера, если он одобрит мое решение.

Сложив бумаги в планшет, Хаби вышел.

Я остался один. Мне вспомнились слова подполковника. «С выходом противника к последней линии заграждения я отсалютую ему двумя-тремя залпами и под вашим прикрытием начну отход...» Я вспомнил эти слова и поддался тому чувству, которое охватывает каждого в боевой обстановке, когда ему говорят: «Мы уходим, а вы остаетесь». Но, к счастью, в это время вошел Борисов. Он немного постоял молча, затем робко спросил меня:

— Товарищ комбат, все уходят, а нам что делать?

— Как это все уходят?

— Танков уводит своих людей, Бозжанов поскакал в Матренино, Рахимов тоже помчался куда-то...

— Пусть уходят, а мы с вами здесь останемся. Здесь останется один взвод Танкова, почти половина взвода связи, медпункт да ваш взвод. Разве это, по-вашему, не войско? А? Это настоящий мощный гарнизон! Да и мы с вами, товарищ Борисов, самое главное начальство в батальоне!

Борисов добродушно улыбнулся и сказал:

— Да вот, мне показалось, что вы изменили свое первоначальное решение. Значит, мы...

— Мы отсюда не уйдем, Борисов. И люди наши от нас далеко не уйдут. Власть у меня, питание, одежда, боеприпасы и всякие надобности для всех — у вас, куда они пойдут! Они немножко повоюют, разомнутся, а потом все равно сюда придут...

— Как же людей кормить будем, товарищ комбат? — спросил Борисов, улыбаясь в ответ на мой шутливый тон.

— Это уж вы сами решайте со старшинами рот, но чтобы пункт боепитания, медпункт, пищеблок работали, как исправная машина. Проверьте сами лично. Да, в первую очередь накормите капровцев. Возьмите их старшин, обеспечьте их всем необходимым.

...Запищал зуммер полевого телефона.

— Что это вы, Момыш-улы, в день несколько решений принимаете?


Еще от автора Бауыржан Момышулы
Психология войны

Советские и зарубежные писатели хорошо знают Момыш-улы как легендарного комбата, личной храбростью поднимавшего бойцов в атаку в битве под Москвой (об этом рассказывается в романе А. Бека «Волоколамское шоссе»), а также как автора книг «За нами Москва» (1958), «Генерал Панфилов» (1963), «Наша семья» (1976), удостоенной Государственной премии Казахской ССР имени Абая. В книгу вошли речи, лекции, выступления Б. Момыш-улы перед учеными, писателями, бойцами и политработниками в 1943–1945 гг., некоторые письма, раскрывающие взгляды воина, писателя и педагога на психологию Великой Отечественной войны, на все пережитое. Широкому кругу читателей.


Рекомендуем почитать
Строки, имена, судьбы...

Автор книги — бывший оперный певец, обладатель одного из крупнейших в стране собраний исторических редкостей и книг журналист Николай Гринкевич — знакомит читателей с уникальными книжными находками, с письмами Л. Андреева и К. Чуковского, с поэтическим творчеством Федора Ивановича Шаляпина, неизвестными страницами жизни А. Куприна и М. Булгакова, казахского народного певца, покорившего своим искусством Париж, — Амре Кашаубаева, болгарского певца Петра Райчева, с автографами Чайковского, Дунаевского, Бальмонта и других. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Издание второе.


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.


Тоска небывалой весны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прометей, том 10

Прометей. (Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей») Том десятый Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» Москва 1974 Очередной выпуск историко-биографического альманаха «Прометей» посвящён Александру Сергеевичу Пушкину. В книгу вошли очерки, рассказывающие о жизненном пути великого поэта, об истории возникновения некоторых его стихотворений. Среди авторов альманаха выступают известные советские пушкинисты. Научный редактор и составитель Т. Г. Цявловская Редакционная коллегия: М.


Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.