За мертвыми душами - [78]

— Хорошие люди! — проговорил Пров Иванович. — Понравились тебе?

— Очень! — отозвался я. — Старозаветные еще. А сынок не дурак!..

— Кто говорит, что дурак? А только никчемный… Дрянь, я тебе скажу, молодежь нонче пошла!..

— Все поколения так говорят!.. — ответил я.

Разговор перешел на сына Прова Ивановича, затем на разруху, наблюдающуюся во всех семьях, и неприметно как пара саврасок донесла нас до села, находившегося верстах в семи от Петровых; оттуда должно было начаться мое самостоятельное путешествие.

— К Силычу! — приказал работнику Пров Иванович.

IV

Бричка остановилась у большой избы, щеголявшей новыми, раскрашенными ставнями и красным коньком на тесовой крыше. Забор, ворота около нее — все было прочное и основательное; из окон глядели гераньки, место вдоль заваленки было чисто выметено.

— Здорово, Марьюшка!.. Силыч дома ли? — спросил Пров Иванович выглянувшую из окошка молодую, румяную бабу с точно нарисованными черными бровями.

— Здравствуйте! Дома, дома, пожалуйте!.. — отозвалась она, скрываясь обратно.

Мы вылезли из брички и через калитку вошли во двор. Навстречу нам торопливо шагал коренастый мужик с русою бородкою лопатой, с коротким, толстым носом и зоркими, светлыми, как у рыбы, глазами.

— Добро пожаловать, Пров Иванович! — сказал он, кланяясь на ходу.

Волосы свесились ему на лоб, и он взмахом головы откинул их на свое место.

— В добром ли здравии?

— Милует Бог! Ты как живешь?

— Да перевертываемся…

— Вот что, милый человек… — Пров Иванович остановился у крылечка, — раздобудь-ка ты мне сейчас возчика!.. вот их… — он указал на меня, — в Мотовиловку свезти надо.

Бородач внимательно глянул на меня.

— Их, стало быть? — переспросил он.

— Да. К Морозову, к Ивану Николаевичу…

— Так, так!..

— А ему скажи, что ты от меня: он тебя как родного примет!! — обратился ко мне Пров Иванович.

— Да не лучше ли будет где-нибудь на постоялом заночевать? — сказал я.

— Вот еще придумал?!

— Грязно в избах-то, ваше степенство, — поддержал Прова Ивановича Силыч — клопы, дети!.. У Иван Миколаича на что лучше… Только вот насчет лошадок-то… покос ведь, деревня-то как вымерла.

— Знаю порядки. А надо: расстарайся для меня!

— Для вас завсегда рад услужить!.. Разве вот Михей дома?.. — воротился он, будто, с покоса.

— Какой Михей? Не Полканов ли?

— Он самый.

Пров Иванович покачал головой. — Дурашный он!..

— Да что ж, что дурашный, довезет! — возразил Силыч. — Тут и езды-то нет ничего, от силы через два часа в Мотовиловке будут. Ни, Боже мой, никого больше в деревне нет!

— Ну хоть его, что делать!.. — согласился Пров Иванович.

— Машка? — крикнул Силыч, обратясь к двери. Из нее высунулась смышленая рожица девочки лет девяти.

— Беги-ка ты к Михею, да покличь его: Пров, мол, Иванович требуют! Да живо!

Девочка поправила красный платок, повязывавший ее белобрысую головенку, степенно сошла с крыльца и, потупившись, прошла мимо нас.

— Здравствуйте!.. — истово, как большая, сказала она на ходу и поклонилась нам. У калитки степенность ее исчезла: замелькали босые пятки, и девочка во весь дух понеслась по улице.

Мы вошли в просторную, чистую избу. Хозяйка уже расставила на большом крашеном столе стаканы и крынку молока; у большой печки шумел ведерный самовар. По одну сторону его сидел в одной рубашонке годовалый ребенок, по другую котенок и оба внимательно гляделись в начищенные бока его. Тут же бродил довольно уже большой, видимо только что брошенный матерью, серый цыпленок и изредка жалобно спрашивал — «где? где?»

Не успела хозяйка подать на стол самовар, в избу шмыгнул наш гонец — Машка.

— Сичас идет!.. — проговорила она, взбираясь на лавку у противоположной стены. Девочка уселась, сложила на коленях руки и с деловитым видом стала глядеть на нас.

Минут пять погодя дверь опять отворилась, и через высокий порог неуклюже, боком вступил в избу белокурый, щуплый мужичонко лет тридцати пяти. Он перекрестился на красный угол, затем отвесил два поясных поклона — один иконам, второй нам — и присел на краешек скамьи у двери близ девочки.

— Вот что, Михей… — заговорил хозяин: в голосе его чувствовалась покровительственно-пренебрежительная нотка. — Их милость… — он кивнул в мою сторону, — господина купца к Морозову свезти требуется?

— Вот она, какая штука-то?.. — тенорком проговорил Михей и с озабоченным видом взялся за давно не чесанную бороду, висевшую у него в виде полос войлока. — Отчего не свезти?.. можно!!

— Дорогу знаешь? — спросил Пров Иванович.

— Господи, да ведь, сто лет по ей ездим! — воскликнул Михей. — А только к какому же это Морозову?

— Да к Ивану Миколаичу, к кому же больше? — ответил хозяин. — Знаешь, чай.

— Вот она, какая штука-то?.. — опять повторил Михей. — Знаю, понятное дело!

— Берешься довезти? — спросил Пров Иванович.

— Можно, говорю!

— Цена?

— Вот она, какая штука-то?.. — Михей поскреб затылок. — Цена пять целковых!

Пров Иванович строго поглядел на него.

— Да ты бы уж ровно сто спрашивал! Крест-то на тебе есть?

— Имеем, как же!

— А имеешь, так и помятуй о нем! Трешку — и никаких больше.

— Ведь покос, Пров Иванович? Время-то какое?

— Ты ж откосился, что тебе до покосу? Запрягай ступай!