За линией фронта - [96]

— Интересно, что на это скажет господин комендант? — улыбается Бондаренко.

— Заманчивый вариант. Очень заманчивый. Его надо обдумать на свежую голову, — и мы вслед за Богатырем выходим во двор.

На санях лежат три пулемета, пять минометов, десятки винтовок, ящики с патронами. Ухитрились неведомо откуда прибуксировать сюда даже одну 45- и одну 76-миллиметровые пушки.

— Принимай, хозяин, мертвяков! — грохочет Рева.

— Что ты чушь городишь? Какие мертвяки?

— Самые что ни на есть свеженькие. Только что из могилы выкопаны… Не веришь?.. Эх, не верующий я, а то бы перекрестился… Ну честное слово — из могилы.

— Толком говори, Павел!

— Помнишь могилу в лесу? Ту самую, что нашли мы около пустого грузовика? Не помнишь? Ну як же так?.. Та самая машина, за которой охотились Иванченко и Тишин и оба проворонили? А у машины могила? И знаки в лесу?.. Неужто забыл? Вишенка еще там росла. Махонькая…

Только теперь вспоминаю лесную глушь, кем-то сломанные ветки, одинокий грузовик, в пустом кузове заглавная страница журнала «Das Reich», а неподалеку от грузовика — странная безвестная могила.

— Ну?

— Так це ж могила Григория Ивановича.

— Какого Григория Ивановича? Кривенко? Ведь он жив, здоров…

— Ну, прямо, никаких сил нету с тобой говорить, командир…

— Товарищ Рева, докладывайте! — обрываю его.

Оказывается, машину с оружием, застрявшую в лесу, обнаружил Григорий Иванович. Ему было не под силу перетащить содержимое грузовика поближе к Челюскину, оставить же такое богатство в грузовике он побоялся — неровен час кто-нибудь позарится на него — и Кривенко решил «похоронить» до поры до времени свою находку. Старики выкопали рядом яму, аккуратно уложили в нее оружие, насыпали холмик и водрузили крест. Ну кто будет ворошить одинокую могилу в лесной глухомани?

— Теперь скажи, командир: правду я говорил или нет о мертвяках? — спрашивает Рева и тут же, не дождавшись ответа, решительно подтверждает: — Правду! Эх, до чего же хорошо сейчас в лесу! Ну, прямо, як на уборочной. Бригадами работают — клады под снегом ищут. Всем Григорий Иванович заправляет. Ванюшка, его племяш, со своими дедами впереди всех идет. Не знаешь, кто из них лучше. Золотые люди!

— А как с взрывчаткой, Павел? — спрашиваю я.

Рева хитро смотрит на меня и улыбается.

— Разрешите доложить, товарищ командир… Вот вы с Захаром Антоновичем смеетесь надо мной, ругаете на чем свет стоит. Павел Рева легкомысленный, Павел Рева о завтрашнем дне не думает, Павел Рева все с плеча, рывком делает. А кто, спытаю я вас, товарищ командир, великое открытие совершил? Павел Рева!.. Слухай, Александр. Артиллерии у нас мало? Мало. Снарядов в лесу богато? Богато. В снарядах тол есть? А як же. Так почему бы нам не раздобыть, цей тол?

— Слышали, Павел, про эту блестящую идею, — замечает Богатырь. — Однако пока лишь одни благие пожелания.

— А вы мне даете подумать, поработать, сосредоточиться? Ведь вы меня круглые сутки шпыняете: «Рева туда! Рева сюда! Рева поезжай! Рева сходи!» Як же тут научной работой заняться?

— Значит — ничего, ровнехонько ничего не сделано? Ни одного килограмма выплавленного тола?

— Чего нет, того нет, хвастать не буду. Однако метод добычи тола разработан. Это — раз. И два: говорил об этом с Воронцовым и Погореловым. Воронцов, як норовистая кобыла, на дыбы: «Я солдат и лаборантом быть не желаю!» А у Погорелова уже какие-то мыслишки по этому поводу в голове зашевелились. Хочет просить тебя организовать производство. Ну, шо ты на это скажешь, Александр?

Так в Брянском лесу началась добыча тола.

*

Наш начальник штаба Казимир Будзиловский, аккуратен и дотошен. Неторопливо развязывает шнурки папки (где только он раздобыл эту крайне шикарную папку?) и протягивает мне лист бумаги. Наверху жирно подчеркнуто красным карандашом: «Программа занятий с личным составом по боевой и политической подготовке».

Посылаю за комиссаром. Мы долго обсуждаем с Захаром эту программу и, наконец, утверждаем ее.

Занятия обязательны не только для бойцов отряда, но и для всего командного состава штаба. Диверсионное искусство будет преподавать Рева. Стрельбами займется Будзиловский. Преподавание тактики беру на себя. Богатырь, конечно, руководит всей политработой.

Три дня мирной жизнью живут наши отряды. Идут стрельбы, Рева занимается с диверсантами, я читаю тактику. Приводим в порядок полученное оружие и принимаем новое: каждый день хоть одни сани, а непременно приедут к нам из леса с винтовками, автоматами, патронами. И только диверсионные группы не прекращают своей боевой деятельности.

Через день регулярно заезжаю в землянку к Пашкевичу. Его по-прежнему мучают боли, но ухудшений нет и доктор уже надеется, что произойдет чудо, и организм переборет и большую потерю крови, и этот проклятый перитонит.

Каждый день работаю над планом Трубчевской операции. Окончательно останавливаюсь на последнем, Выгоническом, варианте. В нем все как будто встало на место. Можно начинать…

Наконец, наступает тот знаменательный день, вернее та ночь, когда мы должны ждать самолет с Большой земли.

Не буду рассказывать о том, как прошла эта ночь: сколько раз был описан в книгах о партизанах прилет первого самолета!