За личное мужество - [13]

— Ну зачем вы так? Как вы могли подумать? — совсем растерялся Кориков. — Я, наоборот, хотел предложить свои услуги. И вместе с вашими сотрудниками заниматься расследованием этого дела. Думаю, мне у них есть чему поучиться.

Последние слова совсем не понравились полковнику Бахрушину. Одно дело — навязать отделу проверку сомнительной анонимки и совсем другое — представить этому старлею своих лучших сотрудников.

Полковник Бахрушин понял, что, как бы ни складывались обстоятельства, придется играть в кошки-мышки. С одной стороны, старлей должен быть уверен, что ему доверяют, но с другой — он не должен узнать того, что не следует. Для «сотрудничества» со старшим лейтенантом Кориковым нужен будет сотрудник особого склада. Лучше всего практик, далекий от кабинетной работы. У полковника Бахрушина был такой надежный кадр. Но свести их нужно будет как бы случайно, а проследить за процессом Бахрушин решил сам. Что-то ему определенно не нравилось и в поведении этого старшего лейтенанта Корикова, и в самом этом деле.

— Знаешь, старший лейтенант, — как можно серьезнее проговорил полковник, — меня это дело заинтересовало. Я сам возьмусь его курировать. Учитывая, что организация эта тайная и, как ты говоришь, ее агенты могут сидеть в любом кабинете, чем меньше людей будет знать о наших действиях, тем лучше.

Старший лейтенант Кориков от такого поворота событий опешил и тряхнул головой.

— Но ведь нужно будет кому-то внедриться в организацию, следить за ее членами… — сглотнув слюну, проговорил он.

— Ты же сам предложил мне помочь, — пожал плечами полковник. — Все, твоя взяла, — ты меня убедил, что дело архиважное.

— Но ведь у меня служба. Я смогу заниматься этим делом только в нерабочее время, — пошел на попятную старший лейтенант.

— А я в рабочее, — кивнул Бахрушин и, глянув на часы, понял, что на кофе у него осталось не более пятнадцати минут. Сразу после обеда к нему собирался зайти тот самый полковник Володин. У него тоже было к нему какое-то дело, притом срочное.

— Но с чего начинать? — растерянно проговорил Кориков.

— Начнем с того, что я отдам эти листочки на экспертизу графологу, — ответил Бахрушин.

— Нашему графологу?! — испуганно прошептал Кориков.

— Да нет, у меня есть свой специалист. Он умеет держать язык за зубами, — ответил полковник.

— Это хорошо… — успокоился Кориков и с готовностью спросил: — Может, мне их ему отвезти?

— Нет, — сказал как отрезал Бахрушин, — он работает со мной напрямую.

— Хорошо, я понял, — согласился Кориков. — Когда я буду нужен, позвоните мне на мобильный.

С этими словами он положил перед полковником свою визитку.

— Позвоню, — сказал полковник, приподнимаясь и пожимая Корикову руку.

Как только Кориков вышел, Бахрушин позвонил человеку, которому он доверял как самому себе и даже чуть больше, — Борису Ивановичу Рублеву, позволявшему лишь немногим людям, в основном его личным друзьям, называть его Комбатом.

Больше всего полковника Бахрушина привлекала способность Комбата к стремительным, но всегда разумным и, как потом оказывалось, до мелочей продуманным действиям. Ему, полковнику ГРУ, оставалось лишь его корректировать. Бахрушин понимал, что дело, в которое он хочет втянуть Бориса Рублева, не тянет на его уровень. Но в этом случае Бахрушину важнее всего было четкое взаимодействие и понимание с полуслова.

Комбат ответил не сразу. Голос его, как показалось Бахрушину, был тревожным.

— Мне нужно срочно с тобою встретиться. В семь вечера у меня, — сказал Бахрушин.

— Я тоже имею для вас интересную информацию, — заметил Комбат.

«У меня» обозначало не кабинет, а одну из конспиративных квартир, где чаще всего Бахрушин встречался со своими агентами.

В кабинет вошел полковник Володин вместе с секретарем, который нес на подносе две чашечки кофе.

В этом невысоком и довольно упитанном лысом мужчине с трудом можно было узнать бравого вояку, который по воле судьбы находился в центре нескольких довольно сложных и опасных политических ситуаций и, к его чести, смог из них выйти сам и вывести тех, за кого на него была возложена ответственность. Дела эти, правда, будут рассекречены не раньше чем через полвека, когда о них и книги напишут, и фильмы снимут. И узнают о них правду не дети, а внуки. У Володина их было трое, и он постоянно делился впечатлениями и повторял, в последнее время все чаще, что внуки — главное его богатство и он ждет не дождется, когда сможет беззаботно возиться с ними. Полковник Бахрушин, сам уже пожилой человек, отлично понимал, что этими надеждами на возню с внуками полковник Володин пытается подсластить себе горечь ухода на пенсию, хотя у некоторых пенсионеров действительно получается найти себя в новой роли. Но чем более ответственные задания приходилось выполнять человеку при погонах, тем труднее ему возвращаться к гражданской жизни. А полковник Володин, несмотря на свою полноту и проблемы с давлением и сердцем, оставался человеком действия.

— Ну что, — окидывая коллегу скептическим взглядом и присаживаясь к столу, проговорил Володин, — мой-то ретивый уже успел у тебя побывать?

— Ты о ком? — спросил Бахрушин, решив сделать вид, что не понял. — У тебя в отделе, насколько я знаю, особенно в последнее время, все ретивыми стали. Шустрят, брат, шустрят.