За красными ставнями - [36]

— Да, умник, это моя работа, — сказал Колльер. — Если бы вы взглянули на карточку, которую я заполнил, то поняли бы это. Я продаю Библию.

Альварес закрыл глаза.

— Удивительно! — продолжал Колльер. — Образованные мусульмане знают нашу Библию не хуже нас. Еще бы — это самая продаваемая книга на земле.

— И конечно, это причина для того, чтобы читать ее?

— Почему бы и нет? У меня тоже есть идеалы — мир, дружба, все счастливы и так далее.

Восковая физиономия Колльера оставалась бесстрастной от рыжих волос до пятнистого галстука-бабочки. Наполовину докурив вторую сигарету, он вынул ее изо рта и стал искать место, чтобы щелчком отправить ее туда.

В центре комнаты первый полицейский длинным ножом потрошил кресло и освобождал ножки. Мистер Г.В. Колльер щелкнул большим и указательным пальцами, в результате чего горящий кончик сигареты угодил полицейскому в щеку и упал на ковер.

— Метко, — с удовлетворением произнес Колльер, опустив веки.

Несколько секунд полицейский стоял неподвижно, сжимая в руках кресло. Его тяжелые бицепсы напряглись под форменной рубашкой. Внезапно он повернулся к Колльеру и рявкнул:

— Ce fils de putain! Tapette! Espece de…[58]

Альварес тут же оказался рядом с ним. Левая рука коменданта вытянулась поперек груди полицейского, удерживая его.

— Doucement, mon vieux,[59] — пробормотал он и шепнул несколько слов, склонившись к шлему собеседника.

Глаза полицейского блеснули, но он подчинился.

— Еще один крутой! — ухмыльнулся Колльер. — Сколько их у вас?

С другой стороны комнаты послышался дрожащий голос Полы Бентли, словно старавшийся разрядить атмосферу.

— Сожалею, Хуан, но в «китченетт» ничего не спрятано.

Когда Альварес подошел к ним, Морин Холмс увидела на его лице сомнение, близкое к отчаянию. Однако что-то явно внушало ему надежду.

— Одну минуту, пожалуйста. — Альварес нахмурился. — Эта… как вы ее называете… «китченетт» выглядит так, будто к ней не прикасались.

— Это потому, что мы все поставили на место. — Пола откинула грязной рукой прядь волос. — Вы, мужчины, просто побросали бы все на пол.

Морин хотелось притронуться к руке Альвареса, но она побоялась его испачкать.

— Несколько лет назад у меня была такая же «китченетт», — сказала она. — Смотрите! Вот маленькая электроплита, маленький электрохолодильник под мойкой, а с обеих сторон шкафчики для посуды, банок с мукой и сахаром и прочего. Здесь нет никаких продуктов и ничего не спрятано. Мы обследовали стены — ни щелей, ни тайников. Нет даже вентиляционного отверстия для пара и дыма, хотя оно должно быть.

Полковник Дюрок, стоящий рядом с группой в «китченетт», выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок.

— Мы должны найти их! — бормотал он. — Должны!

Обыск быстро приближался к завершению, хотя для напряженных нервов Полы каждая секунда казалась минутой, а каждая минута — часом. Все предметы мебели были разобраны на куски, диван выпотрошен. Полицейский Абу Овад носился по комнате со стремянкой, изучая каждый дюйм стен и потолка. Испанский полицейский выбросил из ванной коврик и занялся бетонным полом.

Альварес, едва сознавая, что делает, свирепо пинал обгорелые угли в камине, подставку для дров и едва не пнул упавшую Библию. Полковник Дюрок отвернулся. Морин, с радостью обнаружив, что в «китченетт» функционирует кран с горячей водой, вместе с Полой бросилась приводить себя в порядок. Мыла не оказалось, зато было полотенце на ролике. Обе чувствовали себя чистыми, но в то же время еще более удрученными.

Постепенно в комнате воцарилось гнетущее молчание, которое нарушил испанский полицейский, обыскивавший ванную.

— Комендант, — заговорил он по-французски, — слив в туалете не работает, цепочкой не пользовались неделями или даже месяцами — она сломалась и заржавела. Ничего не спрятано ни в бачке, ни в ванне, ни в умывальнике — нигде!

Послышались голоса на разных языках:

— Ни в стенах, ни в полу, ни в потолке, клянусь Аллахом!

— Ни в камине, ни в дымоходе.

— Ни в мебели, ни даже в самой маленькой безделушке!

— Ни в «китченетт» — пожалуйста, поверьте!

— Из комнаты ничего не выносили. Все окна и дверь были под наблюдением!

— Эти вещи просто исчезли!

Второй раз за день Пола ощутила приступ тошноты. Морин, более высокая и худая, обняла ее за талию.

— Одну минуту! — крикнул побледневший полковник Дюрок. — Я не отрицаю, что вы все обыскали. Все, кроме стула, на котором постоянно сидел этот тип.

Колльер, зажигающий очередную сигарету, поднял сонный взгляд. Казалось, он размышляет, стоит ли ему продолжать поддразнивать этого старого дурня. Потом он со вздохом поднялся и шагнул в сторону.

— Стул ваш, шпинат. Обыскивайте его. Только если обнаружите, что я сидел на куче алмазов или железном сундуке длиной два фута, будьте другом и сообщите мне, ладно?

Три полицейских с ножами и микроскопом атаковали стул. Время тянулось бесконечно. Нервное напряжение усилилось настолько, что Морин прижала ладонь ко рту Полы. Наконец стул был выпотрошен. Внутри ничего не оказалось.

Колльер посмотрел на Альвареса и на сей раз рассмеялся вслух.

— Вы облажались, умник! У вас против меня ничего нет, и вы отлично это знаете.