За краем Вечности - [235]

Джек издал приглушённую усмешку.

— И какого же шага ты от меня ждала? Я что, должен был тебя напоить и соблазнить?

Я опустила голову, сдерживая улыбку, глядя куда-то меж колыхающихся травинок — и обернулась к Джеку:

— Ну не знаю, попробуй, — мои слова прозвучали весомо и ощутимо в ночной тиши, и единственным звуком после них стали отдалённые шорохи безумно красивого моря. Их быстро перекрыло шумное биение моего сердца. Лунный свет очертил заострившиеся черты лица капитана, и в почти полной темноте, подсвеченной отдалёнными огоньками таверны, мы испытующе вглядывались в друг друга. Я сглотнула, глядя в чёрные, сверкающие глаза, перекликающиеся с оттенками ночи. Обжигающая трепетной дрожью волна предвкушения прокатилась по телу, заставляя каждой клеточкой вздрагивать, приближаясь всё ближе к нему.

Джек с порывом наклонился навстречу, накрывая мои губы лёгким, невесомым поцелуем — слишком нежным и не сочетающимся с образом капитана Воробья. Я приподнялась навстречу, обхватив рукой его шею и усилив трепетные прикосновения губ. Меня обдавало жаром с каждым разгорячённым движением его рук, с каждым порывом сладких губ с терпким привкусом рома и морской соли.

Каждое прикосновение сводило с ума, посылая вдоль тела бурю ощущений, концентрирующихся внизу живота. Эта сладкая мука пронизывала удовольствием до кончиков пальцев, и каждый миг ожидания превращался в пытку. Которую хотелось довести до апогея. До безумия.

Мои пальцы зарылись в густые тёмные волосы. На талии ощутилось прикосновение его широких ладоней — они скользнули под блузку, обдавая меня жаром, увлекая страстными прикосновениями. Я подалась навстречу, остервенело хватаясь за пуговицы его рубашки. Непослушные пальцы дрожали, с трудом расстёгивали одну за другой, срываясь и едва не надрывая ткань. Помогая мне снять рубашку и не разрывая поцелуя, Джек завалил меня наземь. Одежда полетела в покрытую росой траву, которая обдавала разгорячённые тела вечерней прохладой. Каждый порыв сводил с ума, и совершенно лишившись одежды, я запрокинула голову, чувствуя колючие поцелуи на шее, потом на груди, и всё ниже… Я содрогнулась стоном, который передался Воробью. Руки с жаром вцепились в его спину, притягивая к себе.

— О, Джек! — еле выговорила я, повторяя его имя до тех пор, когда уже не лишилась сил говорить от этой сладкой пытки. Я подалась ему навстречу, хватаясь за его губы жаркими поцелуями. Каждая прелюдия в страстном ритме доводила до истомы, до невыразимого удовольствия. Безумный восторг нарастал, заставляя меня извиваться под ним всё сильнее и слабо дарить ответные обессиленные ласки.

Он не спешил, хотя я чувствовала, насколько велико его желание; дразнил, затягивал страсть до безумия. До неистовства. До срыва.

До момента, когда мы одновременно подались навстречу друг другу в мощном порыве, совокупляясь и задыхаясь в стоне. Его ладони зарылись под мои бёдра, отрывая их от земли вместе с травой. Я обхватила ногами его поясницу, царапнула ногтями влажную от пота мускулистую спину. Мы пришли в лихорадочное движение. Я больше была не в силах думать и сдерживать крики наслаждения — обжигающего, испепеляющего. Только чувствовать его разгорячённое, гибкое тело, с силой движущееся в бешеном ритме любовного танца. Я откинула голову во влажную траву, содрогаясь в конвульсиях и сомневаясь, что смогу выдержать эту вакханалию и не рассыпаться на миллионы разноцветных искр. Пальцы хватались то за напряжённые плечи Джека, то за траву, то за воздух… Я не принадлежала сама себе. А движения становились всё быстрее и сильнее…

Во мне всё будто взорвалось — яркой вспышкой, сводящей с ума, разбивающей на сотни мелких кусочков. Перед глазами запрыгал искрящийся туман… Рваное дыхание… Неистовые порывы… Капля пота, стекающая по животу…

Стоны и крики, безусловно, слышные и в таверне, и за ней… Но это совершенно не важно — пусть люди слышат, видят, ненавидят нас за это…

До изнеможения. До истомы. До бессилия.

До финала.

Истошно охнув, Джек рухнул рядом, зарываясь лицом в мои волосы — спутанные и совершенно мокрые. Я тяжело втянула воздух, медленно подняла руки и обвила его плечи — гладкие и скользкие от пота. Ощущение реальности возвращалось постепенно. Чувство абсолютного удовлетворения переполняло, как никогда прежде.

Я чувствовала, что должна что-то сказать, но все слова исчезли, осталась только чёткая и ясная мысль, оставшаяся в памяти на всю жизнь: ради этой ночи, ради этого сладкого безумия стоило пройти через все испытания.

Джек притянул меня к себе, его тяжёлая ладонь легла мне на грудь.

— Оксана… — нежно выдохнул он мне за ушко.

— Джек…

Совсем скоро он обессиленно засопел, а я продолжала глядеть в алмазную россыпь звёзд, представляя нас со стороны — лежащих в ночи на сырой траве в отдалении от таверны, обнажённых, блестящих от пота — и поглаживать его руку, приятно тяжелеющую на моей груди.

Вскоре меня накрыло безмятежным, лёгким сном. И, предаваясь царству Морфея под пологом звёзд и лёгким дыханием тропического бриза, я явственно осознала: вот оно, счастье.

Я разлепила глаза, когда луч солнца упал на лицо, заставляя щуриться и ворочаться. Брови удивлённо подпрыгнули: вместо утёса с видом на море меня окружали привычные деревянные стены капитанской каюты, потрёпанной после многочисленных боёв. Однако вскоре память воспроизвела воспоминания, как я сквозь сон прижимаюсь к Джеку, заботливо несущему меня на руках к кораблю. На губах проступила смущённая улыбка, а щёки зарделись. Воспоминания прошедшей ночи красочными картинками мелькали в голове. Внизу живота ощущалась приятная тяжесть, как напоминание о вчерашнем. И не надо долго думать, чтобы с уверенностью сказать, что это была самая нереальная ночь в моей жизни. Наверное, именно поэтому жизнь снова стала казаться прекрасной, а небо в окне — светлым и радостным.