За краем Вечности - [230]

Бледные просветы в огромной толще воды были слишком далеко, а силы на исходе, отчего я чувствовала себя беспомощной мухой, которая барахтается в кружке с водой. Вкладывая силы до предела, бешено работая руками и ногами, мне казалось, что я дёргаюсь на одном и том же месте, а поверхность не приближается. Внезапно наверху в воду рухнула тёмная фигура человека — и плавно пошла ко дну. В тускло подсвеченных фонарями волнах от него расходилось мутное тёмное облако крови. Я беззвучно поперхнулась, выплёвывая пузырьки драгоценного воздуха. Глаза расширилось от обжигающей соли — и я отчаяннее погребла вверх. Несколько бешеных рывков — и я стремительно вырвалась на поверхность. Истошный глоток кислорода — и рябь перед глазами отступила.

Стук сердца набатом расходился по телу, сотрясая каждую клеточку. На поверхности сделалось непривычно холодно. Неповоротливый силуэт «Августиниуса» отдалился, и я мысленно возблагодарила Бога за то, что волны отнесли нас на достаточное расстояние от него, а ночь оказалась настолько тёмной, что правдами-неправдами с борта им не удастся нас разглядеть. На смену безумной радости быстро нахлынула тревога: я заозиралась, суматошно молотя по воде в поисках Джека. Сердце с поразительной скоростью ушло в пятки — впрочем, всего лишь на несколько секунд, до того момента, как в считанных ярдах из-под воды вырвался тёмный силуэт, лихорадочно хватая воздух. С души свалился камень, и я погребла навстречу Джеку. Но в метре от него я в замешательстве замерла, подсознанием чувствуя, что что-то не так. Стоило приблизиться, и я забыла, как дышать, понимая, что именно меня смутило: в охапке Джека безвольно держался на поверхности ещё один человек — тот, кого сбросили с корабля, когда мы всплывали.

— Дже… — я спохватилась на полуслове, пересекаясь взглядом с тем, кому он помогал удерживаться на воде. Широко распахнутые знакомые серые глаза источали боль и ужас, а тёмное блестящее пятно на его груди расширялось с каждым рваным вдохом. — Тим… — задрожало севшим голосом. Я захлебнулась в холодном воздухе, подгребая к ним. — Тим!

В ответ на мой жалкий писк парусный мастер с трудом поднял остекленелый взгляд, а Джек сердито шикнул:

— Тихо, — и сурово скосил глаза на «Августиниус». Я судорожно сглотнула. Растерянный, опустошённый взгляд суматошно бегал от корабля к Тиму, поднимался к Джеку, и снова скользил по морю, не решаясь остановиться на чём-то конкретном, пока не наткнулся на недалёкий скалистый силуэт островка.

— Джек, там… — и я кивнула в сторону возвышения над водой. Не говоря ни слова, мы погребли к суше, поддерживая Тима под локти. Я мелко стучала зубами и, кажется, слегка подвывала. В этом молчании на меня набросились все те страхи и мысли, от которых я так долго и упорно отгораживалась, которые не допускала. Возводила неприступные стены, искала пути отхода, строила планы. Но усталость — чёртова усталость — неумолимо выплеснулась наружу. И это было единственное чувство, что осталось во мне: ни предрассветный холод, ни далёкое расстояние до берега больше не смущали. Слух улавливал лишь надрывное дыхание Тима. После всего пережитого меня окутало странное смирение и понимание, ужасающее своей очевидностью: его не спасти. И вместо того, чтобы рыдать в голос, биться в истерике и проклинать несправедливость жизни, я могла лишь грести к берегу, закинув тяжёлую руку парусного мастера себе на плечо. Только слёзы — слёзы, которые говорили сами за себя — беззвучными солёными каплями скользили по щекам. Скользили, невесомо падали в морскую воду и смешивались с ней. Навсегда. Сколько слёз море впитало в себя? Сколько крови перемешало с волнами? Сколько жизней забрало…?

Стоило ли другого от него ждать…?

Небо прорезали несмелые просветы, когда мы достигли суши. То, что издалека казалось островом, оказалось скалой, лишённой растительности. Море шумно билось о камни, рассыпаясь пенными волнами. Мы с Джеком с трудом взгромоздили Тима на каменный берег и, изнемогая от переутомления, устроились рядом. Волны бесстрастно лизали тёмные камни, омывая парусного мастера, лишённого сил переместиться. Поэтому мы, не сговариваясь, снова подхватили его под руки и оттащили подальше, к подножию наклонной скалы. Тим ослабленно откинул голову на холодный каменный пол и неосознанно зашарил рукой по своей груди, пытаясь перекрыть рану.

Следы пережитых потерь выжгли во мне все эмоции. И будучи абсолютно разбитой, истерзанной в длительных страданиях, я не могла биться в истерике. Хотя хотела. Просто не получалось. Взгляд избегал Тима, бегал по серой ряби на воде, по скалистому утёсу, нависающему над нами надёжным укрытием, по бледному силуэту луны, который плавал над морем в зыбком тумане.

— Оксана… — слабый хрип раненого заставил обернуться и склониться над ним. Тим приоткрыл разъеденные морской солью красные глаза под опухшими веками.

— Да? — задрожал ослабленный голос.

— Ты сказала, у тех, кто поступает по велению совести, друзей не бывает… — Тим сглотнул и кашлянул. Капля крови осталась на воротнике моей рубашки. — Но… знай, что я поступил именно по совести, когда бросился на Стивенса, чтобы тот не застрелил вас…