За кормой сто тысяч ли - [38]
Поэтому за флотилиями Чжэн Хэ не шла алчная орда конкистадоров, для которых новооткрытые земли были заповедным полем феерических грабежей и разбоев.
В значительной мере именно этим объясняется то обстоятельство, что, имея все реальные возможности для активных завоевательных акций, Чжэн Хэ никогда без крайней на то необходимости не прибегал к силе оружия.
Великий китайский мореплаватель в каждой своей экспедиции располагал таким количеством кораблей и воинов, которого никогда не было в распоряжении Васко да Гамы, Алмейды, Сикейры и Албукерки.
Чжэн Хэ без особого труда мог захватить все приморские княжества Суматры и Малабара и овладеть Явой, Малаккой и Цейлоном. Он мог подорвать торговые связи гуджаратских, бенгальских, арабских и иранских купцов со странами Малайского архипелага и Индокитая и закрыть мусульманским купцам все дороги на Дальний Восток.
Именно так поступил почти столетие спустя Албукерки, который уничтожил египетский флот, захватил Гоа, Хормуз и Малакку и, пользуясь разобщенностью и взаимной враждой торговых городов-государств стран южных морей, установил португальскую монополию на главных путях, ведущих к Китаю и Молуккским островам.
Но в подобных мерах Минский Китай не испытывал никакой нужды, и Чжэн Хэ предпочитал военным акциям мирные сношения; такая политика была необходима для того, чтобы, не нарушая системы торговых связей, которая сложилась к XV веку на Южноазиатской морской дороге, открыть этот путь для китайской торговли.
Чжэн Хэ нигде не прибегал к провокациям, посредством которых португальцы захватывали мирные города и вероломно разделывались со своими вчерашними союзниками. На Яве, в Палембанге и на Цейлоне в первых трех экспедициях и в Самудре в четвертом заморском походе Чжэн Хэ, правда, применял оружие, но, сломив своих противников, он не превращал их земли в китайские колонии, не посягал на их внутренний строй, религию, обычаи, культуру и внешние связи.
Первые три экспедиции не заходили дальше Каликута. Бросок в воды Передней Азии, очевидно, с успехом можно было осуществить, лишь предварительно полностью освоив китайско-индийскую трассу.
В 1411 году, после возвращения Чжэн Хэ из третьего плавания, эта задача была выполнена. На всех участках Южноазиатского морского пути — от Люцзяхэ до Каликута — Китай имел надежные опорные пункты и базы. Бухта Куи-Ньон в Тьямпе, Туван и Гресик на Яве, Малакка в одноименном проливе, ведущем в Индийский океан, Палембанг и якорные стоянки в устье реки Муси, гавани Ачина и Коломбо на Цейлоне, Куилон, Кочин и Каликут стали этими опорными пунктами, и здесь экспедиции Чжэн Хэ всегда могли пополнить запасы продовольствия, прокренговать и проконопатить корабли, обновить такелаж и парусное хозяйство.
Поэтому в 1411 году уже создалась реальная возможность для рейда к берегам Гуджарата и Ирана, где до того времени китайские корабли появлялись очень редко.
«На двенадцатом году Юнлэ [1414 год], командуя флотом, мы явились в Хулумусы [Хормуз] и другие страны». Так начинается в люцзяганской надписи Чжэн Хэ сообщение о четвертом плавании. Хормуз, гавань в Персидском заливе, был главной целью новой, четвертой, экспедиции, и маршрут заморских походов был, таким образом, продлен на 20 дней пути [36].
Флотилия вышла в конце 1413 года из китайских вод и возвратилась обратно в августе 1415 года.
Хормуз— великая пристань
В конце 1414 года в сезон северовосточных муссонов Чжэн Хэ совершил переход из Каликута в Хормуз. «Ормуз великая пристань. Люди всего света бывают в нем, есть здесь и всякий товар. Все, что на свете родится, то в Ормузе есть». Разумеется, Афанасий Никитин не подозревал даже о существовании своего старшего современника — Ма Хуаня, но как сходится эта запись в «Хожении за три моря» с тем, что сообщает о Хормузе автор «Обозрения берегов океана». «Эта страна, — говорит Ма Хуань, — лежит на морском пути близ гор. Она торгует со всем светом».
Начало торговой славы Хормуза положено было примерно в 1330 году, когда местный властитель Кутб-эд-дин, вассал монгольских ильханов Ирана, основал этот город на острове Джерун, расположенном близ иранского берега, неподалеку от входа в Персидский залив. Когда Ибн Баттута спустя несколько лет посетил Хормуз, город этот был уже большим и красивым с богатыми рынками, «Это, — писал Ибн Баттута, — складочное место для Индии и Синда; товары из Индии привозятся сюда из обоих Ираков, Фарса и Хорасана, и есть в этом городе султан. Остров, на котором лежит Хормуз, в длину на один день пути, и большая его часть это соленые земли…»
Но годы, когда Хормуз посетил Ибн Баттута, были еще младенческой порой в истории этого города.
Сто лет спустя самаркандец Абд-ар-Разак так говорил о Хормузе:
«Хормуз, который также называется Джеруном, морской город в середине моря, и нет ему равного на всем лике земном. Купцы семи климатов: из Египта, Рума [Малой Азии], Азербайджана, обоих Ираков, из Фарса, Хорасана, Мавераннахра [Средней Азии — междуречья Сыр-и Аму-Дарьи], Туркестана, царства Дешт-и-Кипчака [Золотой Орды], стран, где живут калмыки, и из всех земель Китая и города Ханбалыка [Пекина] — все приходят в эту гавань. Жители морских стран — Китая, Явы, Бенгалии, городов Зирбада, Тениссерима [Бирмы], Сокотры, островов Див [Мальдивских островов], Малабара, Абиссинии, Зенджа [Восточного побережья Африки], гаваней Виджаянагара, Гуджарата, Камбая, с берегов Аравии… привозят сюда все то редкое и ценное, что можно доставить морем и что создает в стремлении к совершенству солнце, луна и дождь…»
